Этногенез

Материал из Воршуда
Перейти к навигацииПерейти к поиску
Базар в средневековом городе Арске - столице южных удмуртов

Формирование уральской языковой семьи, к которой относятся удмурты, произошло в эпоху мезолита на территории нижнего или среднего течения Оби[1]. Отсюда начался длительный дрейф древних уральцев на огромные расстояния, который завершился постепенным оформлением современных уральских этносов на территориях их нынешнего расселения.

В эпоху неолита (V - IV тыс. до н. э.) в Европейском Приуралье происходит формирование финноязычных групп населения, в Зауралье - угорских[2]. Основными формами хозяйства в этот период были охота, рыболовство, собирательство, в этот же период появляются и домашние животные.

В период энеолита и бронзы (III - II тыс. до н. э.) происходит процесс дальнейшей дифференциации финноязычного населения[3]. В эту эпоху соотношение традиционных отраслей хозяйства меняется, ведущая роль переходит к сетевому рыболовству. Под влиянием южных соседей древнее население впервые знакомится с металлом и производящими формами хозяйства[4].

Прямыми потомками представителей культур бронзового века на территории Прикамья являлись племена ананьинской культуры (VIII - III вв. до н. э,). В этническом отношении она представляла собой еще не распавшуюся, главным образом, финно-пермскую общность - предков еще не разделившихся удмуртов и коми, отчасти марийцев.

В результате контактов ананьинских племен с южными степными индоиранскими племенами ананьинцы переняли от них более развитые прогрессивные формы хозяйствования. Скотоводство и земледелие с охотой и рыболовством заняли одно из ведущих мест в хозяйстве пермского населения. Уже тогда были известны все виды домашних животных, которые разводятся в этом регионе и сейчас: лошадь, крупный рогатый скот, овцы, козы, свиньи.

Ананьинцы жили в укрепленных городищах, расположенных на высоких берегах крупных рек, чаще всего между рекой и оврагом, огражденных рекой и валом. Кроме городищ, известны и неукрепленные поселения [5].

По-видимому, на огромной территории расселения ананьинцев не было абсолютного единства культуры и языка. Вероятно, уже в этот период шел процесс дифференциации племен, который привел в III в. до н. э. к распаду ананьинской этнокультурной общности и сложению на ее основе новых культур: гляденовской на Верхней Каме, пьяноборской на Средней Каме и Вятке, кара-абызской - на Белой. Ученые считают, что на основе гляденовских племен сложились народы коми, пьяноборских - удмурты. Но следует отметить, что процесс смешения пермскоязычных групп населения между собой и при участии неместных этнических групп происходил и позднее, например, в формировании северных удмуртов приняли участие как потомки пьяноборского, так и гляденовского населения[6].

Удмуртская этноязыковая общность географически располагалась, вероятно, в бассейне нижнего и среднего течения реки Вятки. Хозяйство населения оставалось комплексным. К концу 1-го тысячелетия н.э. с появлением пахотных орудий с железными наконечниками ведущее место приобретает земледелие, которое совместно с животноводством обеспечивало население всеми необходимыми продуктами. Охота, рыболовство, бортничество играли уже вспомогательную роль. В начале 2-го тысячелетия н.э. предкам удмуртов были известны почти все возделываемые ныне культуры. Основными, судя по археологическим находкам, были полба-двузернянка, ячмень, овес и рожь. Урожай убирали серпами и косами-горбушами. Для переработки зерна пользовались ручными жерновами, пришедшими на смену зернотеркам в середине 2-го тысячелетия н.э. В составе домашнего стада преобладали лошади, крупный рогатый скот, имелись овцы, свиньи, собаки[5].

Добываемая в лесах пушнина: шкурки куницы, соболя, горностая, бобра, белки, лисицы являлись эквивалентом при торговом обмене со странами Юга и Востока. Для употребления в пищу добывалось большое количество зайцев, медведей, лосей, даже северных оленей и разнообразной промысловой птицы: тетеревов, глухарей, рябчиков, уток, куропаток и т. д. Основным охотничьим оружием был лук со стрелами, использовались также копья, дротики, разнообразные капканы и ловушки, силки, сети и манки. Столь же древним занятием было рыболовство. Для ловли щук, стерлядей, осетров, налимов и более мелкой рыбы служили разнообразные по размерам медные и железные рыболовные крючки, остроги. Ловили рыбу и с помощью сетей. Ремесленники, выделившиеся в составе удмуртской общины, специализировались на изготовлении большого ассортимента изделий из металла. Железо получали из местной болотной руды. Развитая домашняя промышленность обеспечивала удмуртов всем необходимым. Конопля и лен давали волокно для выработки тканей, в ткачестве издревле использовалась и овечья шерсть. Животноводство обеспечивало овчиной для зимней одежды, кожей для обуви, ремней. Кости и рога шли на изготовление самых разнообразных поделок: гребней, ложек, копоушек, украшений в форме скульптурных изображений коньков, уточек, головы лося и др. Лес давал материал на строительство жилья и хозяйственных сооружений, производство мебели, сельскохозяйственного инвентаря (сох, борон, вил, граблей, рукоятей топоров, кос, серпов, ножей), транспортных средств (саней, телег, лыж, лодок). Из дерева домашние мастера выделывали кадушки, бочки, ведра, чаши, из луба и бересты - туеса разных размеров, короба, лукошки, детские колыбели, из лыка - лапти, веревки и т. д. Разделение труда, выделение ремесленников, развитие торгового обмена приводили к скоплению богатств в руках отдельных общинников. Имущественное расслоение разлагало патриархально-родовой строй. Родоплеменная верхушка стала трансформироваться в знать, передававшую власть над общинниками по наследству. Основанием знати были старейшины родов, затем шли сотные князья, на вершине пирамиды находился верховный вождь - эксей. Свою нишу в этой иерархии имели языческие жрецы - туно, пелляси. Представители знати уже не принимали участия в материальном производстве и специализировались на управлении. Удмуртские предания рассказывают о том, что в городе Арске была резиденция удмуртского царя (эксея), а в окружающих Арск селениях, в частности в селе Чекурче, жили удмуртские князья. Эти предания почти дословно совпадают с сообщениями целой группы арабских географов IX-XII вв. (Абу Исках ал-Факих ал-Истахри, Ибн-Хаукаль, Ибн-ал-Саважди, Абу Абдалах Мухаммад ал-Идриси) о стране ал-Арсанийа с центром в Арсе (Арте) - городе, где сидит царь этой страны[7].

Древняя и средневековая история Удмуртии развивалась в неразрывном контексте отечественной истории, в прямом или опосредованном контактировании со степным скифо-сарматским ареалом (а через них с глубинными регионами Юга и Востока), со славянским и тюркским миром, с Сибирью и Западной Европой[6]. Северные удмурты издревле тяготели к Русскому Северу и довольно рано вошли в состав весьма своеобразного политического и экономического образования — Вятской земли, которая постепенно складывалась в результате освоения края русскими крестьянами — переселенцами. Особенно быстро русское население в крае стало расти в XIII в., когда многие жители Владимиро-Суздальской, Нижегородской земель, спасаясь от монголо-татарского ига, бежали в глухие вятские леса. На Вятке земли было много, а плотность населения невелика, поэтому особых столкновений, имевших характер масштабных военных действий, между новопоселенцами и местными жителями, видимо, первоначально не было, хотя усложнившаяся этническая структура края привела и к изменению этнических границ территории расселения народов. По мере увеличения русского населения на Вятке удмурты были вынуждены постепенно отходить к востоку по ее притокам Чепце и Кильмези.

Постепенно Вятская земля становится вотчиной нижегородско-суздальских князей, а летом 1489 г. после длительной феодальной междоусобицы вместе со всеми вятчанами, в их числе и удмуртами, была покорена и включена во владение Великого княжества Московского[5].

Процесс присоединения удмуртов к Русскому государству, как полагают, завершился к 1558 г. В административном отношении удмурты были причислены к Арской и Зюрейской даругам Казанского уезда и, как большинство народов Среднего Поволжья, составили категорию так называемого "ясачного" крестьянства со всеми вытекавшими податными последствиями: были разделены на отдельные сотни* и платили ясак (натуральный, а с XVIII в. - денежный оброк).

В хозяйственном отношении к этому времени завершилось формирование сложной, комбинированной системы земледелия, сочетавшей в себе элементы подсечно-огневой, переложной и паровой зерновой систем. Второй важнейшей отраслью комплексного хозяйства крестьян Удмуртии было животноводство, дававшее тягловую силу для земледелия и извоза, удобрение для присельных старопахотных полей, шерсть и шкуры для выделки одежды и обуви, молочные и мясные продукты для питания. Как и другие народы Поволжья и Приуралья, удмурты разводили лошадей, коров, овец, свиней, отчасти коз и держали птицу.

Помехой для развития животноводства был недостаток сенокосных угодий. Кроме лугов, расположенных в поймах рек, которые ценились очень высоко, для сенокошения использовались лесные полянки-поженки, а также недавно заброшенные пашни, еще не успевшие зарасти лесом. Большое значение в хозяйстве крестьянства Удмуртии сохранялось за неземледельческими промыслами: охотой, бортничеством, рыболовством.

Добываемая в "черных" девственных лесах пушнина, в том числе и такая ценная, как шкурки куницы, бобра, соболя, горностая, лисицы, издревле была предметом эквивалентного обмена, уже в Казанском ханстве шла "на росплату" податей.

Старинной мерой обложения северных удмуртов, свидетельствующей о том, что с них, как и в Коми крае, брали дань пушниной, был "лук". Даже в середине XVII в. северные удмурты раскладывали внутри общины подати "по лукам".

Непрестанно рос податной и налоговый гнет. Огромные государственные расходы на ведение войн, строительство городов, крепостей, заводов, армию и флот со всей тяжестью ощутило на своих плечах и удмуртское крестьянство.

К примеру, с 1705 г. на нерусские народы Поволжья и Приуралья всей тяжестью легла рекрутская повинность, ставшая для них, из-за особенностей ментальности и незнания русского языка, одной из тягчайших. Удмурты неоднократно просили заменить рекрутскую повинность денежной податью по самой высокой ставке, но успеха не добились.

Много нареканий на свою обременительность вызывала и ямская повинность, повинности по исправлению дорог и мостов на почтовых трактах и т. д.

Решительными переменами характеризуется в XVIII в. и конфессиональная политика правительства, которая в Петровскую эпоху от увещеваний перешла к насильственному насаждению христианства. В 1720-1722 гг. было издано несколько указов о массовой христианизации народов Поволжья и Приуралья, в их числе удмуртов, о вознаграждении крестившихся и о трехлетней льготе им в уплате податей и повинностей[7].

Указом от 11 сентября 1740 г. и целым рядом последовавших за ним указов и распоряжений подати и повинности язычников, принявших крещение, перекладывались на оставшихся в "языческом суеверии"[8]. Для новокрещен сохранялись льготы, введенные указами 1721-1722 гг., к ним прибавились обещания освобождения их от долговой кабалы, а виновных - от наказаний[7].

Еще большее рвение в приведении язычников-удмуртов "ко крещению" стали проявлять служители воеводских и провинциальных канцелярий, которые прививали христианство через "битье плетьми немилостивно", "за волосы и бороду драли", подвешивали вниз головой, морили голодом и т. д.[9]

Все эти процессы привели к тому, что в первое десятилетие XVIII в., а затем в 1775 г. по Прикамью и Приуралью прошла волна крестьянских восстаний, в которых удмурты принимали активное участие. Большую роль в истории удмуртов сыграла крестьянская война 1773-1775 гг., возглавляемая Емельяном Пугачевым. На протяжении XIX в. в разных местах время от времени вспыхивали народные волнения (серия так называемых "картофельных" и "кумышечных" бунтов). Более крупное из них (1807 г.), охватившее весь Сарапульский уезд, было вызвано царским указом о приписке к Ижевским железоделательному и оружейному заводам ближних к ним селений. Особенно упорно сопротивлялись насильственной приписке удмурты Завьяловской и Юськинской волостей. Различные заводские повинности отвлекали крестьян от их основных занятий и вызывали недовольство.

С проникновением и развитием рыночных отношений в крае в этот процесс постепенно втягиваются и удмурты. Впрочем, единственной отраслью промышленности, в которой в относительно больших масштабах участвовала нарождающаяся удмуртская буржуазия и где больше всего трудилось рабочих-удмуртов, была лесная. В основном же удмуртская буржуазия вынуждена была ограничить сферу своей деятельности сельским хозяйством, кустарно-промысловыми заведениями и незначительно - торговлей. Крестьяне-удмурты постепенно оказывались в условиях мелкотоварного производства и попадали в зависимость от рынка, в развитии которого большое значение имели пароходство на Каме и Вятке и пуск в эксплуатацию Пермско-Котласской железной дороги в конце XIX в. Социально-экономический процесс развития Удмуртии способствовал тому, что начали происходить медленные, но весьма существенные изменения в структурной связи родственных групп, входивших в те или иные территориальные земляческие объединения, шло "уплотнение этнического ядра" формирующейся народности. В лингвистически однородной среде происходило налаживание внутренних органических связей, которые начинали оформлять удмуртский этнос территориально, культурно-хозяйственно и психологически в единое целое[6].

Период революции был весьма важным с точки зрения становления и укрепления национального самосознания и национального движения. Студенты Казанской духовной семинарии, удмурты но национальности, организовали тайное общество. С 1917 г. образовывались различные культурно-просветительские кружки, в том числе местные общества носителей искусства, в 1915 г. появилась первая удмуртская газета[7].

Развитие удмуртского этноса после Октябрьской революции характеризуется важнейшими событиями, имевшими историческое значение для его этнокультурного развития: национально-государственным строительством, культурными преобразованиями (развитие образования на удмуртском языке, создание профессиональной художественной культуры и т. д.), подготовка квалифицированных кадров для всех отраслей народного хозяйства.

Советская власть на территории Удмуртии была установлена в течение октября 1917 - апреля 1918 гг. С этого времени начинается разработка мер, направленных на преодоление социально-экономической и культурной отсталости удмуртского народа. Образование национальной государственности должно было служить основой для претворения в жизнь этих мероприятий. III Всероссийский съезд Советов (январь 1918 г.) предоставил право каждой нации на собственном съезде решить вопрос об участии в федеральном правительстве и формах этого участия. Весной 1918 г. началась подготовка к I съезду удмуртов, который состоялся в июне того же года в г. Елабуге. На нем присутствовало 78 делегатов из Вятской, Казанской, Пермской и Уфимской губерний[6].

Одним из центральных на съезде был вопрос о самоопределении удмуртского народа. Часть депутатов высказалась за образование Прикамской губернии, куда бы вошли территории, населенные удмуртами. Однако большинство делегатов проголосовало за образование административной единицы в составе РСФСР, которая объединяла бы удмуртов, проживающих в Вятской, Казанской, Уфимской и Пермской губерниях[10]. В июле 1918 г. при Народном комиссариате по делам национальноетей РСФСР (Наркомнац) образован удмуртский отдел во главе с М. П. Прокопьевым, который начал организационную работу по созданию отдельной административной единицы для удмуртов. Были составлены проекты границ и Конституции Удмуртской автономной трудовой коммуны[11].

Деятельность удмуртского отдела проходила с перерывами, связанными с начавшейся гражданской войной. В августе 1918 г. белогвардейцы и эсеры подняли мятеж в Ижевске, который быстро распространился вширь и захватил значительную часть территории Удмуртии. В ноябре 1918 г. мятеж был подавлен, работа по национальному строительству возобновилась, но весной 1919 г. она вновь была прекращена в связи с наступлением колчаковских войск. Работники удмуртского отдела при Наркомнаце были мобилизованы в Красную Армию, заведующий отделом М. П. Прокопьев ушел на фронт добровольцем и погиб.

Сразу после освобождения от Колчака работа по образованию Удмуртской автономии продолжилась. В сентябре 1919 г. на III съезде удмуртов (г. Сарапул) принято постановление об образовании Удмуртского комиссариата (такое решение было принято еще на II съезде, однако его реализации помешала война), комиссаром ЦК РКП (б) по делам удмуртов был назначен профессиональный революционер И. А. Наговицын[10]. В августе 1920 г. было завершено составление проекта границ, а 4 ноября ЦИК РСФСР и СНК приняли постановление об образовании Вотской автономной области. В нее вошли части Глазовского, Малмыжского, Сарапульского и Елабужского уездов Вятской губернии с населением в 633 тыс. человек (удмурты - 58,7%, русские - 37,7%, представители других национальностей - 3,6%)[12]. Административным центром был определен г. Глазов. Однако в связи с трудностями в комплектовании государственных и хозяйственных органов квалифицированными кадрами, а также учитывая возрастающую роль в хозяйственной и культурной жизни области г. Ижевска, его центральное положение по отношению к ареалу расселения удмуртов, столица летом 1921 г. была переведена в Ижевск[6].

Созданная по этническому признаку, областная автономия не представляла единую экономическую структуру, в своих правах была фактически приравнена к другим административным образованиям (губерниям), к тому же не имела реальных политических прав, вытекающих из статуса национальной административной территории. Поэтому Вотский облисполком неоднократно, начиная с 1925 г., обращался в центральные органы с ходатайством о повышении статуса области и ее переименовании. Ходатайства длительное время оставались без внимания[13]. Лишь в 1932 г. Вотская область была переименована в Удмуртскую; впервые официально признавалось самоназвание удмуртского народа. В декабре 1934 г. область получила статус автономной республики. В связи с потребностями экономического развития в состав республики в 1937 г, были включены Сарапульский, Воткинский, Каракулинский и Киясовский районы с русским населением, а в 1939 г. - Кизнерский район, в котором была значительная доля удмуртов.

Во времена Гражданской войны территория Удмуртии дважды становилась театром военных действий. В числе других хлебных районов Прикамья она стала важным поставщиком продовольствия для Красной Армии и промышленных центров. Выполняя огромные задания по продразверстке, крестьянство исчерпало имевшиеся продовольственные ресурсы[6]. Интенсивный сбор хлеба не мог не сказаться на настроениях крестьян и их отношении к Советской власти. Поэтому на первом этапе войны удмуртское крестьянство относилось к событиям выжидательно, а порой и склонялось к поддержке антиреволюционных сил.

Второй период гражданской войны (наступление Колчака) характерен тем, что удмуртское крестьянство в подавляющем большинстве стало на сторону Советской власти. Оно не только оказало большую продовольственную помощь Красной Армии, но и перешло к открытым действиям против колчаковских войск. Например, в районе с. Чутырь действовал партизанский отряд, состоявший в основном из удмуртов, удмуртами пополнялись и различные воинские части.

Участвовавшие в боях в составе Красной Армии сыграли большую роль в изменении сознания удмуртов. Бывшие бойцы стали революционизирующей силой в среде удмуртского народа, восполнив в определенной степени отсутствие национального рабочего класса[14].

Гражданская война нанесла серьезный урон сельскому хозяйству Удмуртии. В 1921 г. было засеяно всего 70% посевной площади. Неурожай этого года еще более усугубил положение крестьянства и привел к массовому голоду. В области голодало более 50% населения. В следующем году посевная площадь стала еще меньше, значительно сократилось поголовье лошадей и крупного рогатого скота. В этот период Удмуртия получила продовольственную помощь из центральных районов страны, особенно большую поддержку оказала ей Ярославская губерния[15].

Один из путей преодоления кризисной ситуации крестьянство видело в кооперации. Год от года кооперативное движение набирало силу и проходило на сугубо добровольной основе. Крестьяне объединялись и в потребительские общества. К 1926 г. 24,2% сельского населения Удмуртии было охвачено потребительской кооперацией и 19,8% -сельскохозяйственной[16]. Основными мотивами их организации были сознание выгодности ведения коллективного хозяйства, стремление избавиться от недостатков общинного землевладения, желание ввести улучшенные севооборот и технику[17].

Во второй половине 20-х годов новая экономическая политика столкнулась с рядом трудностей и противоречий, порожденных сложным состоянием народного хозяйства страны. Развитие сельского хозяйства тормозилось ограниченными возможностями материально-технической базы"[18]. Начинается снижение количества коллективных хозяйств и в Удмуртии; причинами их распада стали слабые возможности землеустроительных органов, недостаток основных и оборотных средств, разногласия между членами кооперативов[6].

Объективные трудности в развитии народного хозяйства руководство страны решило преодолеть не экономическими методами, а путем повсеместного применения чрезвычайных мер в отношении крестьянства. Разнообразие способов хозяйствования практически было сведено к одной форме[18]. Административно-бюрократический стиль преобразований особенно ярко проявился в форсированных темпах сплошной коллективизации и ее насильственных методах. Местные власти Удмуртии взяли обязательство завершить коллективизацию области за 1,5 года. В некоторых районах процент коллективных хозяйств в течение двух недель был доведен до 70%[6].

При этом, под предлогом борьбы с кулаком, применялось насилие и к огромной массе крестьян - середняков; отмечены села, где раскулачить предполагалось до 30% хозяйств[19], хотя, по итогам выборочного обследования крестьянских хозяйств Удмуртии в 1926 г., охватившем 12,2 тыс. крестьянских дворов, зажиточными было признано всего 1,3%, бедняцкими - 18,5%; отмечалось, что хозяйственный уклад того периода не создавал для роста кулацких хозяйств благоприятных условий[16]. Принудительные меры, применявшиеся в отношении к крестьянству, нанесли огромный ущерб сельскому хозяйству.

Огромный материальный ущерб во время гражданской войны понесла и промышленность Удмуртии. Большинство предприятий было разрушено. Сокращение производства привело к безработице. Доля удмуртов среди безработных была невелика и колебалась от 5 до 9,5% от общего числа безработных. Однако удмуртам было гораздо труднее устроиться на работу, так как абсолютное большинство их ранее не было связано с промышленным производством, не обладало профессиональной подготовкой[20].

Ликвидация безработицы в Удмуртии произошла раньше, чем во многих районах страны. В 30-е годы в Удмуртии завершена реконструкция существовавших заводов и созданы новые отрасли металлообрабатывающей и машиностроительной промышленности. В Ижевске освоен выпуск сложных токарных станков, началось производство отечественных мотоциклов. Широкое развитие получили стекольная, деревообрабатывающая и пищевая промышленности[21].

Несмотря на успехи в хозяйственном строительстве, в 20-е и 30-е годы коренное население оставалось преимущественно сельским, лишь небольшая часть удмуртов участвовала в промышленном труде. К началу Отечественной войны рабочие-удмурты были заняты в основном в строительстве, на лесных промыслах, на транспорте и т. д. [6]. В 1928 удмуртов среди рабочих было 4% , а в крупной промышленности составляли единицы. В соответствии с Постановлением ЦК ВКП (б) бюро Удм. Обкома партии объявило мобилизацию 12 тыс. чел. Крестьянской молодежи на возведение ударных строек пятилетки в г. Ижевске, что создало социальную и межнациональную напряженность в городе[22].

Серьезные успехи в довоенный период были достигнуты в культурном строительстве. К 1934 г. грамотность удмуртского населения достигла 88,8 %22, а к 1936 г. неграмотность была в основном ликвидирована. В 1940 г. в республике было уже 5 вузов, 31 среднее специальное учебное заведение, однако удмурты в них составляли лишь около трети всех студентов[6]. В 1923 г. началась практическая работа по удмуртизации государственного аппарата. Постановлением V съезда Советов Вотской автономной области во всех учреждениях вводилось употребление удмуртского языка. Внедрялось и делопроизводство на удмуртском языке. Осуществление этих мероприятий успешнее продвигалось в низовом аппарате: к 1927 г. в штате сельских Советов удмурты составляли уже 57,2%, в уездных учреждениях - 35,6%, в областных - 17,8%[12].

Главным препятствием в удмуртизации аппарата был недостаток квалифицированных кадров. Проблему пытались решить путем направления работников в вузы, созданием института практикантства, с помощью курсов по изучению удмуртского языка ответственными работниками и т. д. Однако принимаемые меры оказались крайне неэффективными. Основная причина - насильственный характер проводимых мероприятий, стремление завершить их в кратчайшие сроки, процентомания и погоня за валом. При приеме на работу предпочтение стали отдавать удмуртам, при этом было желательно членство в партии; качественные характеристики работников зачастую не брались во внимание[6]. Это практически дискредитировало идею коренизации. В результате с 1933 г. доля удмуртов в хозяйственных и советских органах всех уровней начинает снижаться[23].

Период 1930-х годов характеризуется жесточайшими репрессиями. Уже в 1932 г. было скооперировано «Дело «СОФИН» (Союз освобождения финских народностей) или «Дело Герда», по которому первоначально арестовано 26 лучших представителей удмуртской интеллигенции, затем – сотни[22].

В период Отечественной войны в экономике республики произошли существенные изменения. Удмуртия стала одной из важных тыловых баз, так как обладала развитой промышленностью, созданной в годы довоенных пятилеток. Кроме того, здесь были размещены фабрики и заводы, эвакуированные из западных областей страны. За короткий срок выпуск продукции для фронта был значительно увеличен, освоены ее новые виды.

Во время войны на территории Удмуртии было сформировано 4 крупных общевойсковых соединения, более 30 отдельных частей и подразделений; уже к концу 1941 г. республика практически исчерпала мобилизационные возможности (обученные военным специальностям)[24]. В общей сложности в Отечественной войне участвовало более 300 тыс. уроженцев республики, в т. ч. 107 тыс. удмуртов.

Размещение эвакуированных предприятий, необходимость увеличения выпуска продукции военной промышленности вызвали значительные передвижения населения внутри республики, усилился переход населения в города. Путем мобилизации из села за годы войны на промышленные предприятия было привлечено около 60 тыс. человек. В результате призывов и мобилизаций количество трудоспособных на селе уменьшилось более чем наполовину[25]. Однако миграции военных лет практически не изменили социальную структуру удмуртов. Если к 1936 г. доля рабочих-удмуртов только в крупной промышленности достигла 16,7% от всего промышленно-производственного персонала, то в 1948 г. удмурты в составе всех рабочих и служащих республики составляли 16,4%[26].

В послевоенный период важнейшими отраслями промышленности остались машиностроение и металлообработка. Освоен выпуск новой продукции: бумагоделательных машин, легковых автомобилей и т. д., в 60-е годы началась добыча нефти. Темпы роста промышленного производства Удмуртии превышали общесоюзные показатели, экстенсивные методы наращивания выпуска продукции требовали значительного притока рабочей силы. Поэтому послевоенный период восстановления и развития народного хозяйства характерен быстрым увеличением городского населения, в основном за счет притока из сельской местности. Численность крестьянства в Удмуртии сокращалась более быстрыми темпами, чем в целом по стране: с 1959 г. по 1989 г. сельское население Удмуртии сократилось на 257, тыс. человек, а число сельских населенных пунктов уменьшилось в 2,1 раза. Однако нужно отметить, что отток удмуртов из села происходит медленнее, чем русских, поэтому их доля в сельском населении постоянно растет[6].

Литература

  1. Хайду П. Удмуртский язык / П. Хайду // Уральские языки и народы / П. Хайду. - М., 1985. - С. 61.
  2. Бадер О. Н. О древнейших финно-уграх на Урале и древних финнах между Уралом и Балтикой / О. Н. Бадер // Проблемы археологии и древней истории угров. - М., 1972. - С. 15-21.
  3. Эпоха бронзы лесной полосы СССР. - М., 1987. - 472 с. - (Археология СССР).
  4. Наговицын Л. А. О хозяйстве населения Вятского края в эпоху энеолита / Л. А. Наговицын // Проблемы изучения древней истории Удмуртии. - Ижевск, 1987. - С. 31.
  5. 5,0 5,1 5,2 Владыкин В. Е. Истоки удмуртского этногенеза / В. Е. Владыкин, Л. С. Христолюбова // Этнография удмуртов : учеб. пособие / В. Е. Владыкин, Л. С. Христолюбова. - 2-е изд., перераб. и доп. – Ижевск, 1997. - С. 30.
  6. 6,00 6,01 6,02 6,03 6,04 6,05 6,06 6,07 6,08 6,09 6,10 6,11 Иванова М. Г. Истоки удмуртского этногенеза / М. Г. Иванова // Удмурты : ист.-этногр. очерки. - Ижевск, 1993. - С. 20-46.
  7. 7,0 7,1 7,2 7,3 Гришкина М. В. Присоединение Удмуртии к Российскому государству / М. В. Гришкина // История Удмуртии : конец XV – начало XX века / под ред. К. И. Куликова. - Ижевск, 2004. - С. 18-22.
  8. Вятская речь. - 1917. - № 158, 162 ; ГАКО, ф. 1137, оп. 1, д. 95, л. 39.
  9. Журналы Сарапульского уездного земского собрания 47-й очередной сессии 1913 года с приложениями к ним. - Вятка, 1914. - С. 331.
  10. 10,0 10,1 Гришкина М. В. Историческое значение вхождения Удмуртии в состав Русского государства / М. В. Гришкина // 425 лет добровольного присоединения Удмуртии к России (1558-1983). - Ижевск, 1983. - С. 40-51.
  11. Павлов Н. П. Образование и развитие государственности удмуртского народа / Н. П. Павлов // В союзе братских народов. - Ижевск, 1972. - С. 46.
  12. 12,0 12,1 Варцев И. А. Строительство Советов в ВАО / И. А. Варцев // Удмуртское хозяйство к десятилетию Октябрьской революции. - Ижевск, 1927. - С. 62, 63, 68.
  13. Смаева Р. В. К вопросу о создании национальной государственности удмуртского народа / Р. В. Смаева // Удмурты : материалы к сер. «Народы Советского Союза». Вып. IV. - М., 1990. - С. 16, 17.
  14. Куликов К. И. Некоторые особенности гражданской войны в Удмуртии и тактика большевиков в борьбе за массы / К. И. Куликов // Гражданская война в Удмуртии 1918-1919 гг. - Ижевск, 1988. - С. 75, 77, 83, 85.
  15. Попов В. К. Деятельность партийных и советских органов Удмуртии по преодолении стихийных бедствий в 1921-1923 гг. / В. К. Попов // Вопросы истории Удмуртии. - Ижевск, 1975. - Вып. 3. - С. 131-151.
  16. 16,0 16,1 Савостьянов И. И. Народное хозяйство Вотской автономной области за 10 лет / И. И. Савостьянов // Удмуртское хозяйство к десятилетию Октябрьской революции. - Ижевск, 1927. - С. 42.
  17. Епишин П. Р. Сельскохозяйственные коллективы Вотской области / П. Р. Епишин // Удмуртское хозяйство. - 1927. - № 1. - С. 102.
  18. 18,0 18,1 Горбачев М. С. Об агарной политике КПСС в современных условиях / М. С. Горбачев // Правда. - 1989. - 16 марта. - С. 1.
  19. Егоров В. Г. Ликвидация кулачества как класса / В. Г. Егоров. - Ижевск, 1930. - С. 13, 14, 19.
  20. Суханов А. И. Из истории борьбы за ликвидацию безработицы в Удмуртии (1918 – 1930гг.) / А. И. Суханов // Вопросы истории Удмуртии. - Ижевск, 1975. - Вып. 3. - С. 81, 82.
  21. Емельянов Н. Удмуртия к XVII годовщине Октября / Н. Емельянов. - Ижевск, 1934. - С. 34.
  22. 22,0 22,1 Владыкин В. Е. Этнография удмуртов / В. Е. Владыкин // Удмуртская Республика : энцикл. - Ижевск, 2008. - С. 95-102.
  23. Ситдикова Л. А. Коренизация государственного аппарата в Удмуртии - один и путей решения национального вопроса / Л. А. Ситдикова // Удмурты : материалы к сер. «Народы Советского Союза». Вып. IV. - М., 1990. - С. 39, 43, 47.
  24. Удмуртия в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. - Ижевск, 1974. - С. 48.
  25. Шибанов К. И. Колхозное крестьянство Удмуртии в борьбе за обеспечение фронта продовольствием / К. И. Шибанов // Советская Удмуртия в годы Великой Отечественной войны. - Устинов, 1985. - С. 41.
  26. Суханов А. И. Индустриальные рубежи Удмуртии / А. И. Суханов // В союзе братских народов. - Ижевск, 1972. - С. 93, 94.