Картина мира
Удмуртам, как и многим другим народам, была свойственна трихотомическая модель мира. Она состояла из трех сфер: нижней (подземной, водной), средней (земной) и верхней (небесной). Все три мира объединяло мировое дерево, состоящее из трех частей: корней, ствола, ветвей, которые соответственно располагались в трех сферах мироздания.
Олицетворением верхнего мира были Шунды (Солнце), Толэзь (Луна). Небесной сферой, а впоследствии и всем мировым порядком ведало верховное божество — Инмар.
Средний мир, по представлениям удмуртов, был сотворен по повелению Инмара, как и сам человек, — главное действующее лицо этого мира. Нижний мир олицетворяла прежде всего вода. Река представлялась дорогой, по которой души покойников уходили в нижний подземный мир. Умерший (кулэм мурт) становился человеком общепермского бога подземного царства Куля. Обитателем нижнего мира у многих финно-угорских народов и славян-язычников был бык, известный также и татарам Среднего Поволжья. По поверьям древних удмуртов, бык (му ош) стоит на спине огромной рыбы, плавающей в подземном море. Земля держится на рогах быка. Когда бык двигает ими, происходят землетрясения [1].
Дохристианские божества удмуртов
Дохристианский удмуртский пантеон составляют многочисленные божества и духи, представления о которых несколько варьировались в каждой локальной традиции. В настоящем исследовании внимание уделяется лишь основным его персонажам. В контексте рассматриваемой темы, связанной с функционированием культовых памятников, они подразделяются на три группы: к первым относятся божества высшего ранга (Инмар, Кылдысин, Куазь), к которым обращались во время обрядовых церемоний с просьбами и благодарственными молитвами; ко вторым — семейно-родовые и племенные покровители (Воршуд, Мудор, Инву, Иммала, Булда) и к третьим - хозяева Дикой Природы (Луд, Керемет, Нюлэсмурт). Второй и третьей группам богов посвящены специальные святилища. [2].
Инмар — главный небесный бог. Теоним Инмар этимологизируется как небо, небесное (инм ‘небо’ + суффикс ар), небесное нечто (ин ‘небо’, мар ‘нечто’). Полагают, что образ удмуртского Инмара восходит к прафинно-угорскому божеству, чье имя было связано с названием неба, воздуха (ильма, юма): фин., кар. Ильмаринен, саам. Ильмарис, коми Ен и другими богами финно-угорских народов. Первоначально он был одним из персонажей, представляющих верхний ярус мира — небесную сферу. Как и Кылдысин, он был обладателем таких эпитетов: вылысь, югыт, тӧдьы, мусо, быдӟым ‘верховный, светлый, белый, дорогой, великий’. К Инмару обращались с просьбами и благодарственными молитвами. В сравнении с многоаспектным и нередко противоречивым образом Кылдысина представления удмуртов о верховном боге Инмаре достаточно однородны, стабильны и вполне определенны" О нем известно, что это источник всего доброго и хорошего, творец людей и всего мира, сам он настолько добр, что его не боятся, живет он не для себя, а для людей.[2].
Кылдысин — Согласно легенедам Кылдысин изначавльно жил среди людей. Время Кылдысина выглядит как своеобразный “золотой век” в жизни удмуртов, когда люди были обеспечены обильными урожаями, удачной охотой, жили в счастье, спокойствии и благоденствии. Некоторые детали преданий о той счастливой эпохе (люди пользовались луками и стрелами, божество Кылдысин фигурировало в мужской ипостаси). Согласно легенде, Кылдысин покидает землю, мир людей из-за невнимания к своей особе (межи стали узкие, гулять ему негде), греховных и недостойных действий человека (у удмуртов падает нравственность, развивается завистливость), отхода от старых традиций (люди перестали носить белые одежды). В результате этого якобы снижаются урожаи, хуже идет охота, люди теряют счастье, спокойствие, благоденствие, благосостояние. По одной версии, покровительствующее людям божество скрывается на небесах, по другой — уходит под землю, т.е. образ его раздваивается: небесный Кылдысин сливается/совмещается с богом неба Инмаром, а подземный его двойник дарует земле плодородие. Обращает на себя внимание многоликость бога Кылдысина. Наиболее ранние источники свидетельствуют о его женском обличье. Сохранились сведения конца XVIII в., представляющие Кылдысина в образе женщины. Упоминаются и другие божества — олицетворения Кылдысина: главное из них Му-Кылчин, обитающий внутри земли, далее идут Ву-Кылчин, живущий в лесной воде, Нуны-Кылчин — покровитель младенцев, Ю-Кылчин — хранитель зерновых всходов, Юрт-Кылчин — хранитель домашнего хозяйства и т. д. Ещё одной характерной особенностью Кылдысина являются реконструируемые связи этого божества с женщиной, с ее главной способностью — даровать жизнь человеку. Как указывалось выше, об этом свидетельствует этимология наименования божества.[2].
Родоплеменные божества. Известны три наименования особых божеств покровителей семьи, рода, которые проживали в куале: Воршуд, Мудор, Инву. Наблюдаются различные вариации относительно их значимости в религиозной практике и верованиях разных локальных групп удмуртского населения. Наиболее разработанным является образ Воршуда/Вожшуда. В научной литературе утвердилась трактовка наименования божества воршуд как хранитель счастья (от вордыны ‘хранить, оберегать, содержать’ и шуд ‘счастье, участь, доля, жребий’)** Слово воршуд имеет несколько значений, следует различать Воршуд — родовое божество и воршуд — неодушевленные предметы: священный короб со всеми содержащимися в нем жертвенными приношениями"; символическое изображение духа-покровителя, хранящееся в куале; место, на котором размещались короб или изображение; родовую группу и совокупность людей, поклоняющихся этому божеству; особые привески, которые свидетельствовали о принадлежности этой группы людей к определенному роду.[2].
Луд — К хозяевам Дикой Природы относятся лумурты/луды/кереметы, нюлэсмурты (нюлэскузё, ӵӵаӵамурты), вумурты. Один из представителей Дикой Природы Луд/Лудмурт (луд ‘поле, полевой; дикий’, мурт ‘человек, мужчина’). Предстает в удмуртской мифологии в двух вариантах. Первый образ составляет полевик, луговик, он занимает второстепенное после хозяина леса Нюлэсмурта место, состоит в его свите, является его ближайшим помощником или одним из его родичей. Его наименования варьировались: Лудпи ‘[дикий] сын полей и лугов’, Лудутись ‘[дикий] хранитель полей и лугов’, Луд-буба ‘[дикий] дедушка полей и лугов’ Удмурты Шарканского и Дебесского районов полагали, что летнее моление на засеянном поле бусы вӧсь устраивали в честь Луда; говорили, что это моление предназначалось хранителю полей и лугов Лудутисю. Предания об этом существе бытовали преимущественно у североудмуртских групп населения, изредка сведения о нем встречались и среди южных удмуртов. Лудмурты могли быть мужского и женского пола, они вступали друг с другом в брачные отношения, рождали детей. Так, среди казанских (южных) удмуртов сохранились представления о целой семье лудмуртов — мужчине и женщине с грудным ребенком. Лудмурт глазовских удмуртов предстает в облике маленького человечка ростом с 5-летнего ребенка, однако в зависимости от того, где он находился, — между колосьями или луговой травой, его рост варьировался: увеличивался или уменьшался. Приносили ему частные жертвы, хотя и редко. Он охранял животных и следил за посевами. Был одет во все белое. В ведении Лудмурта или Мушвозьмася (букв.: охраняющий пчел) находилось бортевое и пасечное пчеловодство, в честь него на пасеке жертвовали утку. Как существо иного мира Лудутись/Лудмурт, очевидно, мог влиять на процесс рождения ребенка. [2].
Нюлэсмурт — мужское божество, покровительствовал охоте, скотоводству, пчеловодству, земледелию. У северных удмуртов леса, поля и луга находились в ведении Нюлэсмурта и его ближайшего помощника Лудмурта/Луд утися, а у южных - его функции выполнял Луд/Керемет. В эпоху средневековья одним из наиболее важных и вездесущих богов финно-пермских племен Приуралья являлось женское божество плодородия. Трансформированный облик этого влиятельного существа предстает в народной религии удмуртов конца XVIII — начала XX в. в виде бога Кылдысина, одновременно встречаются упоминания о существовании в прошлом многочисленных женских богинь и духов. В этот период Кылдысин занимает после Инмара второе место в пантеоне. Роль главного бога выполняет Инмар, в его ведении находятся остальные боги и полубоги. Значение божества погоды, атмосферных явлений Куазя не выходило за рамки местного/локального значения. Более заметной фигурой он выступает в верованиях северных удмуртов. Степень влияния тех или иных родоплеменных и территориальных богов заметно варьировалась в разных местностях.[2].
Смерть и посмертное существование умершего
В повседневной жизни пожилые люди часто задумываются о смерти и задаются вопросом, как их похоронят. Понятие смерти обозначается разными словами, отражающими как смысл происходящего, так и отношение живых к умершему. Кулӥз ‘умер’— общий термин, не несущий конкретной смысловой нагрузки. Смерть по старости воспринимается как естественное завершение жизни. Ваньмиз ‘освободился’, — говорят об умершем пожилого возраста, т. е. теперь он не обременен заботами, делами, проблемами, которые его окружали в земном мире. Констатацией смерти служит выражение лулыз кошкӥз ‘душа вылетела’ Словом чондӥз ‘окоченел’ обозначают кончину умершего неестественной смертью, к которому не испытывают жалости. Смерть по болезни или другим несчастьям не считается ненормальной, воспринимается как неизбежность Адӟонэз сыче вылэм ‘такова судьба’, — говорят в данном случае. Среди удмуртов бытует мнение о легкой и трудной смерти. Умой адямилэн кулонэз но капчи луэ, лек мурт кулон азяз кема курадӟе ‘добрые люди легко умирают, а недоброму человеку посылается трудная смерть’.
Чаще всего забота об умерших сочетается со страхом перед захороненными предками, боязнью испортить отношения с ними, желанием правильно регламентировать эти отношения и т. д. Забота о благополучном их существовании в загробном мире сочетается со стремлением дистанциироваться от мира мертвых, очиститься от контактов с ними. Не случайно в процессе подготовки и проведения похорон, поминально-умилостивительных церемоний выполнялись очистительные и охранительные обряды, препятствующие возвращению мертвеца к живущим родственникам, направленные на нейтрализацию исходящей от покойника смертоносной силы и избавление от вредоносного воздействия других представителей загробного мира
Приметы и обычаи, связанные со смертью и мертвецом
Смерть человека, вторгаясь в привычную жизнь традиционных обществ, нарушала хрупкое равновесие между миром живых и миром мертвых. Чтобы урегулировать отношения между живыми и мертвыми и привести социум в оптимальное состояние, древними была выработана система определенных норм и предписаний. Живые при покойнике должны вести себя определенным образом: не шуметь, не веселиться, не разговаривать громко. Молчание, тишина означали царство смерти. В процессе похоронных церемоний покойника, а вместе с ним и смерть поэтапно выпроваживали за пределы освоенного мира, мира живых: вначале за пределы дома, затем за околицу и, наконец, водворяли на кладбище — поселении мертвых. Для каждого этапа существовали те или иные ритуальные предписания, требующие неукоснительного выполнения. В процессе подготовки и проведения похорон и поминок для избавления от вредоносного воздействия покойного, от страха перед ним совершались определенные магические действия. По народным поверьям, страха можно избежать, если перепрыгивать через гроб усопшего или посидеть на табурете, на котором стоял гроб, держать во время сна под подушкой ножницы, нож или другой острый железный предмет из металла, воткнуть в притолоку или порог двери топор или нож, на похоронах смотреть из-под телеги/саней с гробом на копыта коня. Еще и сейчас у северных удмуртов, чтобы избавиться от страха перед умершим, стараются притронуться к его пяткам, сесть на табурет, на котором стоял гроб. При проводах усопшего топор втыкали в порог, снимали дверь с петель или выносили гроб через окно или крышу. Чтоб умерший не нашел вход в дом, гроб поворачивали три раза против солнца. После похорон, чтобы избавиться от свиты покойников (ограничить сферу действия умершего, мира мертвых), били участников процессии ветками по спинам, проводили символическую границу между миром живых и мертвецами, заметали следы участников похорон, очищались дымом и золой, прикасались к печи, мылись в бане. У удмуртов, как и у других народов, сложилось мнение о нечистоте покойника, соприкосновение с телом которого могло иметь нежелательные последствия. Так, считалось, что от контактов с трупом у моющих всегда будут мерзнуть руки. Поэтому не разрешали трогать умершего голыми руками и не позволяли обмывать тело молодым людям. Предметы, которых касался умерший, не употребляли в быту, а сжигали или бросали в особые, предназначенные для этой цели места, туда же складывали стружки от гроба и другой мусор, оставшийся после проводов покойного. Сани оставляли сгнивать на кладбище или очищали под дождем и снегом. Все эти предметы считались нечистыми. Необходимо было очистить и жилище после проводов усопшего. При помощи этих обрядов удмурты старались избавиться от неприятных, подчас и гибельных, последствий присутствия мертвеца в доме, в обществе живых людей. Прежде существовал обычай быстро хоронить покойников, т. е. как можно скорее выпроваживать их из дома. Напоминающие о нем вещи следовало убирать с глаз долой, а если они малоценные — выбрасывать.
Представления о душе умершего
Удмурты полагали, что каждый человек имеет две души: душа живого человека, душа-дыхание (лул) и душа умершего, его двойник, тень (урт)’ Душа-лул тесно связана с телом. Когда она покидает его, то человек умирает. В таких случаях говорили: Лулыз кошкиз ‘душа ушла’, что означает — человек умер, испустил дух. Про душу-урт тоже говорили: Уртэз кошкем ‘душа ушла’, однако в случае, если человек терял сознание, тяжело болел, сильно испугался. Тогда приглашали колдуна искать душу-урт . Как только ее находили и возвращали на свое место, больной выздоравливал. Сам процесс лечения называли "Ловля души" (урт кутон). Для ловли души использовали белый холст. В случае сильного испуга, когда якобы душа-урт отделяется от тела человека, обращались за помощью к знахарю. Тот с белым холстом в руках отправлялся искать ее, ловил белую ночную бабочку и на ночь привязывал ее к шее больного. На следующее утро, чтобы узнать, действительно ли пойманная бабочка являлась душой больного, он плавил свинец и по его застывшей конфигурации заключал, достигнута цель поисков или нет. При положительном результате фигурку расплавленного свинца (кутон узвесь), привешивали на шею больному, который носил его в качестве амулета. Наименование обряда звучит уртсэ кисьталон ‘отливание души’. По представлениям удмуртов, душа умершего бродила среди людей 40 дней/год или до 40-го дня обитала дома/около дома, а к году достигала загробного мира. Более древними, очевидно, являлись представления о том, что душа умершего оставалась на земле в течение года. По словам стариков, если в этот день не совершить поминовения усопшего, то покойники не пустят его в свое общество, а оставят блуждать умершего по деревне, точно так же, как он блуждал целый год после смерти. С этими воззрениями, по-видимому, связан обычай на 40-й день или годины вешать на стену одежду покойного: рубаху и штаны для мужчин и юбку для женщин.
Контакты живых людей с душами умерших предков осуществлялись не только на кладбищах, но и на маргинальных с точки зрения архаичного мышления участках территории: у печи, в частности, возле дымоходной трубы, на крыше дома и хозяйственных строений, у порога или на крыльце дома, возле изгородей, у полевых деревенских ворот, на перекрестках дорог, - а также на не освоенной человеком территории: в лесу, поле. На таких местах, местах соприкосновения двух оппозиций — освоенного человеческого и враждебного природного, как правило, оставляли дары душам умерших предков. При проведении поминальных трапез чаще всего использовали куриные яйца и мясо, кашу или мясную похлебку из курицы (если умерла женщина) или петуха (если умер мужчина), мясные пирожки, блины, лепешки, а также напитки, вызывающие алкогольный транс — вино, кумышку и пиво (сур). Кумышка как священный напиток, как очистительное средство, как дар богов, играла важную роль в религиозных верованиях. Помимо кур и петуха, в жертву умершим приносили овцу, теленка, бычка, корову или лошадь.
У удмуртов не сохранилось четкого представления о местах посмертного пребывания душ умерших. В д. Кузебаево рассказывали, что у безгрешного человека душа идет/попадает на цветы, а у грешного — в темное место, в котел. Сохранились сведения, что после смерти человека его душа-двойник, душа-тень (урт) не исчезала бесследно, она сохраняла черты облика умершего и оставалась верным спутником тела как тень или страж последнего. Через некоторое время после похорон душа-урт отправлялась на кладбище и обитала там некоторое время, оттуда видимой или невидимой она могла навещать домашних. При помощи различных средств ее можно было заставить жить в одном определенном месте. Некоторые исследователи полагали, что именно душа-урт как оставшаяся неизменной духовная сторона/сущность умершего являлась предметом заботы и почитания потомков.
Представления о загробном мире
Удмурты называют загробную жизнь со дунне ‘та жизнь/тот мир’ или сопал дунне ‘жизнь/мир по ту сторону’. В загробном мире имеется два отделения: югыт дунне ‘светлый мир/жизнь’ для праведников и курадӟон инты ‘место мучений/страданий’ для грешников. В последнем отделении стоит множество котлов с кипящей смолой, в которых варятся грешники. По представлениям удмуртов, мир состоит из трех частей: неба, где живет бог неба Инмар, земли — места обитания людей и преисподней, где живут умершие. Однако, как уже неоднократно отмечали исследователи, эти представления имели более позднее происхождение, ибо сложились под влиянием христианских идей.
Более древними являются воззрения, по которым загробный мир представлялся зеркальным отражением мира земного. Так, умершему давали сломанные предметы: чашки, ложки, обрывки тканей, ниток, символические части животного. Все обряды похоронно-поминального цикла выполняли не по ходу, а против хода солнца, против течения реки, говорили: Нялтас уг лэсьто, пумит лэсьто ‘нужно делать не по ходу, а против’ Одевали умершего также наоборот: косы заплетали, онучи обертывали в обратную сторону, выносили ногами вперед и не через дверь, а через окно, т. е. делали все не так, как делает живой человек. Способ изготовления похоронной одежды подчеркивал ее специфические функции - принадлежность к иному потустороннему миру. Шили ее вручную, иголку держали от себя, узлов не делали, чтобы покойник не вернулся за кем-нибудь назад. Таким образом, придавались обратные действия движениям умершего, чтобы он не вернулся домой. Одновременно символически оформлялись отношения с миром мертвых, который, как уже говорилось выше, являлся зеркальным отражением мира живых. Загробная жизнь представлялась продолжением настоящей земной жизни: дети могли там расти, незамужние выходить замуж, женатые жить со своими женами, все умершие занимались тем же, что и на земле. Они, как и в жизни, могли испытывать холод, голод, нужду. Им требовалась пища и одежда, они желали иметь все необходимые для хозяйства предметы, любимые вещи, лакомства, деньги, чтобы откупиться от мучений на том свете. Так, если люди теряли лошадь или корову и пропажу долго не могли отыскать, полагали, что их утащили покойники, ибо испытывали в них нужду. В подобных случаях необходимо было провести пожертвование коровы или лошади. Человеческая природа умерших сказывалась и в том, что умершие хотели попариться в бане, повеселиться.
Кладбище являлось общим местом жительства для всех умерших предков, а могилы — отдельными помещениями, жилищами для каждого из них. Существовали представления о том, что умершие одного и того же рода живут в загробном мире в виде одной семьи. Глава ее — патриарх, начальник рода. В той жизни внутри семьи существует особого рода дисциплина: так, если кто при жизни был драчлив, сварлив, вообще неспокоен, того не принимали в загробное общежитие. После смерти человека умершие родственники покойника якобы приходили за его душой и уносили с собой. Поэтому когда умершего одевали, то в головах его на стуле клали берестяную коробку, в нее бросали яйца со словами: “Принимайте теперь в товарищи этого умершего” Во всех молитвах, читаемых во время похорон, обращались к прежде умершим и просили хорошо принять и позаботиться о новопреставленном в том мире. Некоторые удмурты полагали, что душа новорожденному давалась предками. Внешнее выражение это верование нашло в обычае обращаться при тяжелых родах с молитвою к предкам. Сосновские удмурты считали, что если они проводят умершего, то последний в свою очередь встретит их в загробном мире, ознакомит с местами потустороннего мира.
Литература
- ↑ Гришкина М. В. Язычество и христианство / М. В. Гришкина // История Удмуртии : конец XV - начало ХХ века. - Ижевск, 2004. - С. 208-211.
- ↑ 2,0 2,1 2,2 2,3 2,4 2,5 Шутова Н. И. Дохристианские культовые памятники в удмуртской религиозной традиции / Н. И. Шутова // Ижевск: Удмуртский институт истории, языка и литературы УрО РАН, 2001. - 304 с.