Захаров Пётр Михайлович

Петр Захаров: «Чтение – одно из самых больших удовольствий»

Захаров П. М.

В редакции обсудили, чем удмуртский эпос схож с трагедиями Шекспира, для чего переводить на удмуртский язык шедевры мировой литературы и «Камасутру» и из какой травы рождаются бараны. Поэт, писатель, переводчик, председатель Союза писателей Удмуртии, бессменный редактор молодёжного журнала «Инвожо» на протяжении более двух десятков лет, заслуженный журналист Удмуртской Республики Пётр Захаров пришёл в «УП» через несколько дней после того, как отметил юбилей, 60 лет. Разговор получился совсем не о «подведении итогов», а о бесконечной работе и её смыслах.

Анна Вардугина: Пётр Михайлович, кто вы, кем вы себя видите в этом мире?

– Я родился в удмуртской деревне Старая Кня-Юмья в Кукморском районе Татарстана (там неподалёку друг от друга стоят два десятка удмуртских деревень). И себя считаю человеком, стремящимся понять, кто такой удмурт, и делающим всё возможное, чтобы ответить на этот вопрос. Глубоких исследований на этот счёт до сих пор нет, учёные не знают достоверно, откуда на землю современной Удмуртии в своё время пришли люди, где их корни, и поэтому неизвестно, что сделало их особым народом со своим узнаваемым менталитетом. Во что удмурты верили, пока их не встретили и не описали учёные-путешественники из других культур? Какие легенды у них были столетия назад? Как развивался удмуртский язык? Что помогло этому народу дожить до сегодняшнего дня, не раствориться, сохранить свои черты?

Теории о корнях удмуртского народа существуют самые разные, некоторые их связывают с греками, некоторые с ильмерцами, некоторые с арийцами, гиперборейцами. При этом ряд учёных считает, что удмурты – исконно жители этой земли, они появились здесь так давно, что народов в современном понимании ещё и не было. Конечно, я хочу узнать, как всё обстояло на самом деле.

Владимир Байметов: Ваше понимание того, кто такой удмурт, с годами менялось?

– Менялось и расширялось по мере того, как я находил всё больше пересечений – исторических, лингвистических – с историей и культурой других народов. Например, для меня стало открытием, что новгородских купцов-разбойников ушкуйников (которые на своих корабликах доплывали по Волге и Каме до наших мест ещё до времён Ивана Грозного) правильно называть «ошкуйники». Слово «ош» на родственном удмуртскому коми-языке означает «медведь», а «куй» – «лодка», и на носах судёнышек ошкуйников была вырезана голова медведя (как на европейских кораблях вырезали русалок, драконов). И вместе с тем я узнал, что на Мултанском процессе на допросы свидетелей-удмуртов приносили чучело медведя, потому что следователи имели информацию: для удмуртов медведь – священное животное, в его присутствии они не станут лгать. В культуре удмуртов особому месту медведя есть подтверждения. Когда идёт дождь и при этом светит солнце, удмурты до сих пор говорят «это медведь свадьбу играет». Но если и для удмуртов, и для ошкуйников медведь сакрален, значит, у них были общие, обязательно где-то перекрещивающиеся корни.

Есть переклички и в мировых сюжетах. В египетской мифологии есть сюжет о том, как царя загробного мира Осириса закрывают в гробу. А в удмуртских сказках и легендах есть сюжет о том, как мужик закрыл в гробу Смерть. Подобный сюжет есть в русских былинах, скандинавской мифологии, и наверняка где-то ещё. Каждый раз, когда нахожу эти параллели, испытываю очень сильные чувства. Таких примеров, когда культура, язык, верования удмуртов оказываются частью большой картины мира, очень много. Я всё больше убеждаюсь, что они не были локализованным, замкнутым на себе народом, они много вбирали от других и много отдавали другим.

Анна Вардугина: Откуда к вам приходят истории, которые становятся основой сюжетов ваших произведений?

– Как писатель, я люблю не придумывать новые сюжеты, а работать с уже существующими, переосмысливать старые мифы и легенды. Именно так я написал пьесу «Эбга», трагедию на основе удмуртских легенд.

– Шекспир тоже в своих пьесах перерабатывал существующие авторские и фольклорные сюжеты. Например, его трагедия «Макбет» основана на шотландских легендах и преданиях.

– Именно так. И я могу сказать, что по драматическим коллизиям сюжеты удмуртских легенд, на основе которых я написал «Эбгу», ничуть не уступают шекспировским «Макбету», «Королю Лиру» или «Гамлету». Здесь тоже драматургические конфликты основаны на борьбе за власть, на брачных притязаниях, на непростых взаимоотношениях отцов и детей. Как и у Шекспира, герои удмуртского эпоса любят, ревнуют, убивают, переживают разрыв с семьёй, и эти семейные коллизии сказываются на благополучии рода, всего сообщества.

Та же «Эбга» – это трагедия высокого накала. Эбга (в турецком языке это слово означает царицу) была обладающей властью женщиной. Она вышла замуж за Зуя, сына Донды-батыра. Но спустя какое-то время ушла от Зуя к Донды-батыру, свёкру. Герои пылали гневом, Зуй позволял себе непристойности в адрес своей бывшей жены и отца, и в результате Зуй был убит. После этого Донды выгнал Эбгу, и она основала собственное городище Эбгакар. Там она родила сына от Донды-батыра и поехала в Дондыкар, чтобы отец дал имя сыну. Донды дал ему имя Чибинь, то есть Гнус. Оскорблённая Эбга послала к Донды убийц, по одним данным, своих любовниц, а по другим – соблазнительных красавиц, которые его убили.

Когда я переосмысливал сюжет «Эбги», эта женщина у меня получилась положительной героиней, которую оклеветали. На неё свалилось столько бед, что под влиянием обстоятельств она вынуждена была стать решительной, чтобы защитить себя и ребёнка. В результате она добровольно пошла на самопожертвование. Этот сюжет иллюстрирует исторический период, когда основное могущество переходило от класса торговцев классу воинов. Это был период становления государства.

Герои «Эбги» утверждали свою силу воинов, доказывали своё право возглавлять общество. Донды-батыр хотел объединить два враждующих рода в единое государство, где Эбга являлась царицей Калмезкого рода, а Донды и его сыновья из рода Ватки. Я переписывал «Эбгу» трижды, чтобы добиться нужного мне впечатления: чтобы сюжет воспринимался не на бытовом уровне, а на эпическом. Спектакль по «Эбге» в 1993 году поставили в Национальном драматическом театре. В 1994 году этот спектакль занял первое место на международном театральном фестивале в Финляндии, в прессе был широкий резонанс, критики сравнивали меня с Шекспиром.

Сергей Рогозин: Не удивительно. В пересказе «Эбга» – как будто и правда неизданная пьеса Шекспира с «кровосмесительными» браками и трагической гибелью центральных персонажей. Получается, удмуртский «Гамлет» существует?

– «Гамлет» на удмуртском есть, но это, конечно, не «Эбга». Это мой перевод пьесы Шекспира.

Анна Вардугина: Язык Шекспира непрост и лексически очень богат. «Запасов» удмуртского литературного языка хватает, чтобы переводить такие тексты?

– Хватает. Удмуртский язык очень богатый, разнообразный. Я переводил на удмуртский французскую поэзию, в том числе и стихи Бодлера, я выбирал только такие стихи, формы которых отсутствовали в удмуртской литературе. Например, каждое слово у Бодлера как будто следует из предыдущего, это сложная лингвистическая игра. И я перевёл эти стихи на удмуртский вполне точно и удачно, сохранив этот приём. Французский учёный Жан-Люк Моро, который прекрасно владеет удмуртским языком и выпустил во Франции пособие по изучению удмуртского языка, очень высоко оценил эти переводы. Презентацию книги мы сделали в Сорбонне, одном из главных гуманитарных университетов Европы, потом представили перевод в парижской библиотеке и в ПЕН-клубе.

Приходилось переводить на удмуртский язык и турецкую литературу, и сочинения суфиев, и итальянскую литературу разных эпох, и греческую. Ничего подобного древнегреческим одам в удмуртской традиции не было, и моей задачей переводчика было создать на удмуртском такую форму, которая воспроизводила бы торжественность, монументальность, величественность оды. Также я полностью перевёл «Тетрадь Вероники» Геннадия Айги – очень непривычную для удмуртского читателя поэзию, нерифмованную, без чётких строф.

– Вероятно, вопрос покажется провокационным, но… какова была цель этой работы?

– Я переводил и для удовольствия: это было очень интересно, каждый перевод был вызовом самому себе, справлюсь или нет. И для читателей. Конечно, мы с коллегами понимали, что Шекспира, Петрарку или Гомера на удмуртском на нашем веку будет читать немного людей. Но поэзия это в принципе не массовая литература, она всегда была адресована определённому кругу читателей (если мы, конечно, не говорим о поэзии, которая переходит в песню и становится любимой миллионами людей).

Сборники на «родных» языках выходят тиражами 300-500 экземпляров. Но даже если поэзия нужна такому количеству человек, которых можно на пальцах пересчитать, её стоит создавать и переводить, тут у меня сомнений нет. Если совсем начистоту… Я понимал, что в ближайшие годы удмуртский спектакль «Гамлет» или «Король Лир» (эту трагедию Шекспира я тоже перевёл) не появится. Получается, что я сделал этот перевод, во-первых, для себя (я хотел «набить руку» как переводчик и как драматург на самых сложных и интересных текстах), во-вторых, для удмуртского языка, чтобы было подтверждение, что удмуртский небытовой, поэтический язык красиво и полно может звучать со сцены в очень серьёзных сюжетах. Мне эта работа над пьесами Шекспира действительно помогла, когда я писал свою «Эбгу». Я уже понимал, какими художественными средствами можно добиться эпического трагизма и размаха истории, и использовал этот навык.

«Эбга» написана шестистопным ямбом, и даже те, кто удмуртского не знает, отмечают, что звучание текста создаёт эффект чего-то глобального. Моя практика была замечена. После перевода трагедий я получил от театра заказ на перевод шекспировской комедии «Сон в летнюю ночь». Я его выполнил, и спектакль поставили в Национальном театре, с молодыми актёрами, вернувшимися в Ижевск после обучения в театральном институте им. Щепкина.

Сергей Рогозин: Можно помечтать, какая ещё мировая драматургия может зазвучать по-удмуртски со сцены нашего театра?

– Классики удмуртской литературы делали много переводов мировых шедевров. На удмуртский переведены «Борис Годунов» Пушкина, «Медея» Еврипида… Конечно, было бы очень хорошо, если бы сегодня школьники, студенты могли услышать эти тексты со сцены, произнесённые профессиональными актёрами. Это и для определения места удмуртского языка в современном мире важно: если на нём играется в театре серьёзная, великая драматургия, значит, это актуальный городской язык.

Анна Вардугина: Вы известны как переводчик на удмуртский язык «Камасутры».

– К этому проекту меня подтолкнул венгерский учёный Тот Силард, который работал в УдГУ. Он убедил меня, что нужно возбуждать интерес к удмуртскому языку, обращаясь к текстам, которые наверняка заинтересуют не узкую аудиторию, а массовую. В том числе к текстам с несколько шокирующей для нашего традиционного общества репутацией. Сначала я посмеялся над этой идеей, а потом подумал – а почему бы и нет?! Переводить «Камасутру» было действительно интересно с творческой точки зрения. Нужно было подобрать на удмуртском языке слова, которые бы соответствовали поэтизированным, образным названиям мужских и женских органов, используемых в «Камасутре». Ни медицинские, ни вульгарные термины для этого текста не годятся.

Но, между прочим, «Камасутра» – это не только техническое руководство по физической любви. Там целые главы посвящены воспитанию девочек и мальчиков, ведению хозяйства и даже постройке в доме канализации. Фактически это целая энциклопедия обустройства частной, домашней жизни. Что меня до сих пор удивляет, я тогда не нашёл художника, который осмелился бы оформить удмуртский перевод «Камасутры». Это одна из главных причин, почему книга не была издана (я только отрывки публиковал в соцсетях).

С тех пор я получал предложения издать переводную «Камасутру» целиком, но для меня принципиально, чтобы это было качественное издание с очень хорошими иллюстрациями, возможно, на двух языках. Такой возможности пока не представилось, так что перевод лежит и ждёт лучших времён.

– На каком языке вы думаете? – Когда оказываюсь в русскоязычной среде и сам много говорю на русском, тогда и думаю на этом языке. Но вот, например, сейчас я работаю над романом на удмуртском языке, погружён в этот текст, и мой мозг перестроился – думаю на удмуртском.

Сергей Рогозин: Расскажите об этом романе, пожалуйста.

– Это трилогия о трёх героях. Все три романа охватывают период Ивана Грозного, сюжеты разворачиваются вокруг исторического факта – взятия Казани, Арска. Первый роман – об арском князе Япанче, защитнике Казани, о воине-предводителе, жизнь которого похожа на мифологический сюжет об удмуртском батыре Эш-Тереке.

Второй роман – о Явуше, который хоть и воевал против Грозного, но вместо казни получил от него окрестности Ижевска и территории вокруг реки Чепцы. Явуш был видным торговцем того времени, так как у него остались ряд заводов и фабрик в Ташкенте, Афганистане и ряде других территорий.

А третий роман, главным героем которого стал Камит, называется «Золотая баба и Арсавыл». Арсавыл (его ещё называют Артания или Арсания) – это царство, которое когда-то давно было на этой земле. А золотая баба – это обладающий большой мистической силой идол.

Татьяна Николаева: Есть ли прототипы у ваших героев и насколько важна была для вас историческая достоверность?

– Историческая точность для меня важна, я много работал в архивах, выяснял подробности тех событий. Мои персонажи основаны на исторических фигурах. История жизни реального Япанчи очень драматургична. Сначала он сражался против войск Ивана Грозного. Когда он выезжал на поле боя, им любовались и татары, и русские, – сражение останавливалось.

Но Япанча был влюблён в русскую женщину. Последний казанский царь Ядыгар решил забрать у него эту женщину, но она тому… отказала. Тогда Япанчу и его любимую посадили в тюрьму, хотели повесить. Но крепость, в которой они были заключены, взорвали, и они оказались на свободе. После этого они попали к русским, добрались до Ивана Грозного, и тот позволил Япанче жениться на возлюбленной. С этого времени воин стал служить на стороне Грозного.

На первый взгляд, Япанча стал предателем своего народа, но если разбираться в перипетиях его судьбы, анализировать, чем были обусловлены его решения, то выясняется, что он всегда был верен тому, кто поступал по совести и милосердно. Ядыгар оказался для него правителем-тираном, так что Епанча выступил не против своего народа и его союзников, а против несправедливости и самодурства. Правда, исторический Япанча не учёл, что Иван Грозный был не меньшим тираном, вспыльчивым и подозрительным властолюбцем. Спустя несколько лет он был казнён вместе с другими приближёнными Грозного, а его вдова ушла в монастырь. Их дочь же вернулась в Казань и заложила там церковь. Представляете, какой сюжет нам подарила наша история!

Явуш был из купеческой среды и в юности, судя по всему, жил в Москве и видел Ивана Грозного. Чтобы написать его образ убедительно, мне пришлось изучать основы торговли, – он ведь владел поместьями на Чепце и на Иже, вёл дела с Москвой.

Камит – это вымышленный герой, который понадобился мне, чтобы показать мистику, свойственную удмуртской культуре. Летописи и предания сообщают, что в те времена среди народов, живших в Поволжье и Прикамье, жили и действовали маги. Вылитую из кружки воду такой маг мог превратить в реку, нарисованную на стене лодку – в настоящее судно. У тех же ошкуйников (ушкуйников) предводитель, атаман должен был обладать магическими способностями – уметь управлять погодой, договариваться с водой, с ветром. Согласно записям современников, при дворе Ивана Грозного служили до пятисот человек, обладавших паранормальными способностями. Так что кроме воинских боёв тогда разворачивались и магические битвы: внезапным ливнем заливало фитили ружей, под воинами на ровном поле появлялось болото…

В сюжетной линии Камита появляются волшебные существа, например, Алангасар. Зарни Мум, Золотая Баба – это существовавший в реальности артефакт, о нём упоминается в преданиях многих народов Урала и Прикамья. Ему приписывали большую силу. Есть даже версия, что это воплощение богини Юноны, перевезённое в наши края после падения Римской Империи. В романе вообще будет много фактуры, которая на первый взгляд будет казаться фантастической, но которая для средневекового человека была чистой правдой.

Например, многие ученые, начиная с античности, писали о произрастающей в нашем регионе траве «баранец», или «арский баран»: не только простолюдины, но и образованные люди своего времени верили, что из этого растения вырастают бараны. Конечно, я не мог не использовать такой исторический подарок. Может быть, я буду первым писателем, который включил этот факт в художественное произведение.

– То, что вы рассказываете, очень интересно. Но, получается, вашу трилогию смогут прочитать только владеющие удмуртским языком.

– Мы обязательно переведём её на русский. Изначально на удмуртском я пишу этот роман, потому что именно удмуртский язык с его логикой образования слов позволяет создать дополнительные смыслы и особую поэтику. Например, вода по-удмуртски – ву. Будущее вуоноез. Дойти куда-то – «вуыны». Буквально – по воде. Потому что пути в этих краях тогда были преимущественно водными. Товар – вуз, потому что это то, что привезли из чужих стран по воде и продавалось из пристани – озына. Ву нуиз – вунӥз – «забылось», то есть унесено водой, кануло в Лету.

Перекличка этих слов даёт тексту особое дыхание, в чём-то схожее с легендами, с их постоянными повторами каких-то выражений, рефренами, когда слова превращаются в ритмический рисунок, орнамент. Это само по себе создаёт магию текста. В русском языке все эти слова – не однокоренные, и нам ещё предстоит задача создать на русском языке мир этого романа таким, чтобы там чувствовалось это единство природы, мира и происходящего в нём. Будем искать подобные цепочки слов и смыслов.

Анна Вардугина: Что произошло в вашей творческой жизни за последнее время?

– В Эстонии мне дали литературную премию за мою детскую книгу «Как Лопшо Педунь рыжим стал» (в Удмуртии пьеса по этой сказке уже много лет идёт в Театре кукол). Сейчас моя большая задача – выпустить роман.

– Сегодня Удмуртия переживает всплеск молодёжного изобразительного искусства. Это отмечают все кураторы арт-проектов. А как обстоят дела с молодой современной поэзией?

– С поэзией всё не так оптимистично. Я наблюдаю за молодыми авторами и вижу, что многие из них элементарно безграмотны в самом широком смысле, они не умеют соединять слова в фразы, мыслят шаблонами и самыми примитивными формулировками. Кроме того, они не знают правил стихосложения, законов поэзии, поэтому не могут добиться, чтобы их стихи производили на читателей и слушателей необходимое впечатление. У них не хватает или знаний, или терпения закончить мысль, которую они вроде бы нащупывают, в итоге стихотворение никуда не идёт, и читателя никуда не ведёт. Если говорить коротко, процветает графомания. Но поскольку эти молодые авторы не стесняются никаких выражений, есть читатели, которые находят их стихи «смачными» и оценивают высоко. У любых стихов есть свой читатель, как бы это банально ни звучало.

Кстати, в Глазове больше интересных авторов (преимущественно они пишут на русском языке). Они создают неплохое фэнтези, вполне профессиональную прозу. А вот Воткинск более поэтический, и даже музыкально-поэтический. Сарапульскую литературную среду я знаю мало, поэтому не возьмусь судить. Возможно, лидерство Глазова и Воткинска связано с тем, что в маленьких городах ещё сохранился слой интеллигенции, возникший в Советском Союзе. В Ижевске же уже всё размылось, деклассировалось.

– Не по работе, а для души какую литературу вы читаете?

– Поскольку у меня работа связана с тем, что я действительно люблю, разграничивать тут сложно. Конечно, читаю много литературоведческих исследований. С удовольствием читаю Дмитрия Быкова. Из современных прозаиков нравится Водолазкин. Читаю все новые романы Пелевина и Сорокина. Конечно, Алексея Иванова. Все эти писатели – ориентиры, по которым можно составить представление о состоянии и развитии современной русскоязычной литературы. Очень увлечён китайской литературой. У меня есть друзья, которые переводят с китайского, они рекомендуют мне лучшие произведения, и это действительно прекрасные романы. Китайская современная литература – очень сильное явление. Там прекрасно развиваются фантастика и фэнтези (пожалуй, самая сильная фантастика в мире сегодня – в США и Китае), да и другие стили. Возможно, потому что в Китае созданы условия для работы авторов, они получают господдержку.

– Как в СССР. Распределялась материальная помощь, заказы на произведения, путёвки в санатории, творческие командировки, кстати, через Союз писателей. А в чём сегодня функция этой общественной организации?

– Да, Союз писателей СССР был чем-то вроде профсоюза для деятелей литературы. А у национальных отделений, среди которых был и Союз писателей Удмуртии, была дополнительная миссия объединения писателей и поэтов, пишущих на национальном языке, создания творческой среды. И мне кажется, такая организация нужна и сегодня. Возможно, с продюсерскими, организаторскими функциями. Я точно знаю, что в районах, в деревнях и сёлах сохраняется высокий запрос на прямой диалог с авторами, люди готовы приходить на творческие встречи, на презентации книг.

Писателей (и состоявшихся, и молодых) ждёт и взрослая аудитория, и школы. С пандемией этот процесс приостановился, но вообще эту работу может вести Союз писателей. Если бы появились ставки, можно было вы вести проектную деятельность. Сегодня в Союзе писателей Удмуртии состоит около 130 человек. И каждый год появляются новые желающие вступить в его ряды, в том числе довольно молодые люди. Не ради каких-то благ, а ради самоощущения.

В трудовой книжке не пишут «писатель» или «поэт», единственным способом формально обозначить свой род занятий можно через членские корочки Союза писателей. Если для пишущих людей это важно (а для многих это так), то почему не дать им такой возможности. Мы не претендуем на избранность, какая существует в Союзе писателей России (там всего порядка 60 членов), наш писательский круг более демократичен.

Сергей Рогозин: Есть ли сейчас в Удмуртии собственные литературные премии?

– Есть Премия Правительства Удмуртской Республики. Придумали её три человека – Дмитрий Иванов, бывший тогда региональным министром культуры, Энвиль Касимов и я. Премия вручается ежегодно в нескольких номинациях – проза, поэзия, детская литература, драматургия.

Анна Вардугина: Какова главная задача писателя?

– Я думаю, изучать жизнь. По большому счёту, всю историю цивилизации мы видим и знаем через художественную литературу. Сколько из нас изучали документы о Бородинском сражении из военных архивов? А сколько из нас читали «Войну и мир» Толстого и «Бородино» Лермонтова? Наши представления о большинстве событий, о нравах той или иной эпохи, о природе человека – литературные.

Задание «УП»

– Мне бы хотелось, чтобы появились публикации о писателях Удмуртии. Об их новых книгах, о темах, которые их волнуют. В ХХ веке писатель был важной общественной фигурой, в том числе благодаря СМИ, телевидению и радио. В ХХI веке писателям тоже найдётся что сказать людям. Вопрос «УП» Издатель, общественный деятель, изобретатель Алексей Коробейников спрашивает, как вы видите миссию «Удмуртской правды» и для чего нужно чтение?

– Миссия «УП» – жить вместе с читателями, теми же проблемами и интересами, что обычные жители Удмуртии. А читать нужно для того, чтобы получать удовольствие: чтение – одно из самых больших удовольствий, которые открыл для себя человек. Следующего гостя «Планёрки» я бы хотел спросить, какие перемены нужны России в ближайшем будущем?

Источник:

Захаров, Петр Михайлович. «Чтение – одно из самых больших удовольствий»: в редакции обсудили, чем удмуртский эпос схож с трагедиями Шекспира, для чего переводить на удмуртский язык шедевры мировой литературы и "Камасутру" и из какой травы рождаются бараны / Пётр Захаров; интервьюеры: Анна Вардугина [и др.]; подготовила Анна Вардугина // Удмуртская правда. – 2021. – 11 февр. (№ 5). – С. 6–7.

За предоставление материала выражаем огромную благодарность редакции газеты «Удмуртская правда»]