Общественное моление Булда

Ареал распространения

С культом Булда связаны преимущественно четыре родовые удмуртские группы — Юмья/Ӟумья, Пельга, Омга и Можга. В определенной мере к культу Булды могли быль причастны и представители южноудмуртских родовых групп Ӟатча, Кибья и Салья. Приведенные материалы показывают что наиболее ранними выглядит святилище Булды возле дд. Пирогово, основанное удмуртами рода Юмья, проживавшими в бассейне р. Тоймы. Большой общественный вес имели капища Нижнеюрашинское (Лолошур-Возжинское), Можгинское, Айшурское, Варзи-Ятчинское, Кузебаевское, Сарамакское, на остальных святилищах проводили моления жители лишь двух-трех родственных селений, что говорит об их локальной значимости .

Структура моления

Анализ содержания и особенностей культа Булды позволяет выявить в нем два основных компонента. Первый — общая традиционная основа удмуртских обрядов и верований, восходившая к почитанию семейно-родовых божеств-покровителей и проведению больших общественных молений на племенных и территориальных капищах. На это указывают состав жертвенных приношений, основные правила и порядок проведения церемоний Булда, приуроченность праздника к дням летнего солнцестояния, а впоследствии к христианским праздникам Троице или дню Петра и Павла, обращенность молитв к югу, в направлении к солнцу и др. Общественные капища Булда в дд. Сарамак, Аргабаш, Бемыж и Вожи имеют прямую связь с Великой куалой, а идол Булды хранился в куале. Фактически можно полагать, что у кизнерских удмуртов общественные капища Булда выросли из почитания Великой куалы. Примеры такой эволюции некоторых семейно-родовые/ патронимические капищ в окружные святилища прослежены нами ранее среди кукморских удмуртов .

Формирование культа Булды у можгинских удмуртов, скорее всего, наложился на традицию почитания местного родоначальника Мардана. Второй компонент в культе Булды — новые оригинальные черты. Это общее для всех ареалов наименование хозяина капища Булда, наличие особой персоны тӧро как cвоеобразного сакрального центра, музыкальное сопровождение обрядовых церемоний, возможно, обязательность принесения в жертву взрослого коня. Обращает на себя внимание и высокий общественный статус молений Булда, наличие определенной прослойки или определенных семейных групп, приверженцев культа Булды, указание на главенство жрецов капища Булда в сравнении со жрецами других святилищ .

Почитание божества Булды выглядит поздним явлением и связано с ареалом обитания одной этнотерриториальной группы южных удмуртов (собственно южные удмурты). Для них святилища Булда играли роль духовных центров и выполняли этноконсолидирующие функции, а культ Булды служил одним из главных этноопределяющих признаков. Нам уже приходилось писать о существовании особого этнического подразделения булда-удмурты, которые обособляли себя от других этнотеррториальных групп, как от удмуртов-ватка (жившие у р. Вятки), так и от удмуртов-калмезов (жившие у р. Кильмези). Материальная и духовная культура этой группы южноудмуртского населения характеризуется значительным своеобразием. Было высказано предположение, что субстратную основу этого подразделения южноудмуртского населения «…составили потомки существовавшего в прошлом социально-культового объединения Булда, которое, возможно, сформировалось в результате культурного и этнического взаимодействия кильмезских удмуртов с какими-то южноудмуртскими группами, испытавшими булгарское воздействие» [Шутова 2001: 99–100] .

Моление Булда южных удмуртов

Деревня Пирогово (удм. Пироггурт) Алнашского района УР

Ревностные язычники, сохранявшие почитание Булды, один раз в четыре года собирались на эти общественные моления не только из пределов своего уезда, но и из Малмыжского уезда, из селений, иногда располагавшихся за сотню верст от этого места. Моление бывало через три года, летом, на другой день после Петрова дня. По отзывам местных жителей, роща эта была указана для жертвоприношений Булде прорицателем в старину. В юго-восточной части Елабужского уезда сохранялось предание, что лет полтораста назад [т. е. около середины XVIII в.] один удмурт из д. Старой Юмьи заблудился на охоте и заночевал в глухом лесу .

Под утро он увидел во сне седого, величественного старца, который сказал, что на этом месте нужно устроить мольбище и приносить жертвы через три года; причем старец прибавил: «я страшный бог!» После того было устроено капище в лесу и там проводили моления.

Эти святилища называются «Булда», будто бы по имени того самого человека, видевшего сон. «Потомки его до настоящего времени сохраняют старшинство над этим мольбищем, старший из этого рода – главный жрец», – заключает Н. Блинов [Блинов 1898: 43–47]. По отзывам стариков, нигде в другом месте, кроме капища в Кокшанской даче (то есть в Ушковском лесу, в святилище около д. Пирогово Алнашского района), молиться Булде не следует.

Отдельные сведения о функционировании этого священного места сохранились и в наши дни. Так, по свидетельству информанта Татьяны Евдокимовны Садовниковой (1904 г. р.), в конце XIX – начале XX вв. в окрестностях деревни Пирогово на вершине горы имелось святилище Тыловӧсь ‘моление с огнем’. Обрядовые церемонии проводились здесь раз в три года после Троицы в течение 7 дней. Резали овец, гусей, телок, бычков. Жрецом был мужчина. Место было огорожено в виде двойного круга. Во внутренний круг женщины не имели права заходить. По краю внешнего круга росли березы [ПМА-1998].

Крупное моление, длившееся в течении недели, проводили здесь один раз в четыре года, летом. На моление съезжались жители многих деревень. Здесь во время сакральных действий трением о кору священного дуба добывали новый огонь, на котором готовили жертвенную пищу.

Деревня Старая Юмья (удм. Ӟуння, Вуж Ӟуннягурт) Алнашского района УР

В конце XIX в. Старая Юмья считалась одним из наиболее «старых поселений вотяков [удмуртов. – Н. Ш.], пришедших сюда более 200 лет назад, как уверяют, из нынешней Казанской губернии» [Блинов 1898: 43–45]. По преданиям, сохранившимся в конце XX – начале XXI в., название деревня получила по имени одной женщины Ӟуння. Из описанного выше следует, что одно из самых ранних капищ Булда в окрестностях дд. Пирогово и Старой Юмьи было основано и находилось во введении жителей д. Старой Юмьи .

По рассказам стариков, в самой деревне было пять капищ (вӧсь) – Булда, Быдӟым куала, Бусысьӧр, Керемет, Анна. Святилище Булда (Булда вӧсь) располагалось возле реки Палдышур, там был черемуховый сад, стояли высокие тополя, несколько елей. На эти деревья развешивали пожертвования – вышитые полотенцы, платки, чалмы (полотенчатые головные уборы) или рубашки (дэрем). Когда девушка жертвовала (сӥзиськыны ‘жертвовать’) полотенце или чалму, то непременно просила себе подходящего жениха, больной человек – здоровья, бездетная женщина – детей.

Но, если кто давал обет и не выполнял его, либо заболевал, либо его преследовали неприятности, т. е. для него наступали трудные времена,. Так, про один род рассказывали, что они посулили зарезать на святилище жеребенка, но не успели выполнить обещание из-за того, что старики умерли, а молодые не приняли всерьез обеты своих родителей. С тех пор в роду у них обязательно кто-нибудь рождается со слабым зрением [Ганькова 2002: 58–60; русский текст Н.И. Шутовой]. По сведениям И.А. Косаревой, в 2006 г. святилище Булда на территории деревни было еще действующим, она видела лежавшую на хвое под старой огромной сосной пожертвованную белую утку [Косарева 2011].

Деревня Айшур бывшей Васильевской волости (ныне Кизнерский район УР)

В окрестностях деревни на капище Булда, судя по обширной загородке, в былое время также проводились большие общественные моления. Удмурты сходились сюда из 30 и более селений. Вследствие сокращения числа почитателей божества или по другим причинам, количество участников постепенно уменьшалось, в конце на Айшурское святилище собирались обитатели 7–10 селений; а потом вовсе остались только жители своей деревни. Они пробовали поддержать «веру», – два трехлетия покупали жертвы на счет только своего общества; но далее «не вытерпели», оставили. В конце XIX в. загородка еще сохранялась, имелся лабаз – «от дождя для попов» (вӧсясей). Поначалу моления Булде длились неделю, а потом весь обряд проводили за день или два. Одной из главных причин прекращения молений Булде считается дороговизна устройства «булды». Здесь для жертвы требуются не телята и жеребята, а большие, двух-трех лет лошади, быки и телки; сверх того бараны и др. Жрецы (вӧсяси) считались старшими из всех прочих [т. е. главными среди всех деревенских жрецов. – Н. Ш.] [Блинов 1898: 45–46].

Деревня Сарамак Старо-Ятчинской волости (ныне Удмуртский Сарамак Кизнерского района УР)

В деревне имелось два особенно почитаемых святилища Булда и Великая куала (Быдзым квала). Туда не только в праздники, но и в другое время (по случаю болезни и других неприятностей, по указанию гадателя туно) собирались удмурты из отдаленных селений для жертвоприношений. Здесь находился идол старый Булда. По преданиям. много лет назад, «... жители трех селений различных местностей просили … булду к себе; но «старик» [божество Булда. - Н. Ш.] не согласился уходить из своего места, а отпустил троих сыновей [своеобразная система мультипликации реликвий. – Н. Ш.] в «бодзьым квалы» [Великая куала] в деревни Аргабаш и Бемыж (ныне Кизнерский район УР) и Вожи (ныне Граховский район УР). Сыновья эти были чурбаны, изображающие собой мужчин в виде сидящей куклы во весь рост. Дерево, на крестьянский взгляд, обделано искусно, с усами, бородой и волосами из конопляной кудели… За «молодого» Булду из каждой деревни уплачены были деньги и кумышка (удмуртский алкогольный напиток собственного изготовления)» [Блинов 1898: 43–49].

Деревня Аргабаш (ныне Кизнерский район УР)

Летние сборные моления д. Аргабаш происходили в лесу. По преданиям, лет 18–20 назад [случай записан в конце XIX в.] идола Булду [того самого «малого булду», привезенного из д. Сарамак] украли из деревенского капища обитатели д. Сарамак, в которой усилилась тифозная эпидемия (каллера). Моленья и жертвоприношения Булде не имели благоприятного результата и сарамакские удмурты пришли к заключению (по указанию туно), что «бог их устарел» – потерял силу, и они задумали его заменить другим, крепким.

Один старик по имени Епифан поспешил с челобитьем о защите к местному ходатаю – русскому крестьянину. В сильном возбуждении, с растрепанными волосами вбежал Епифан к ходатаю и закричал: «Беда, деревня голова кончал!» – Что случилось? – «Не знай, чего делать станем: бога у нас тащили». – Какого бога? – «Булду нашего». – Кто же украл? – «Сарамакские ночью украли; ведро водки в шалаше оставили, а бога воровали». – Да зачем же им; они сами вам его дали. – «У них свой стар стал, ничего не стоит, не помогает; на смену нашего тащили». – Старик по простоте своей полагал, что, возможно, по суду выхлопотать возвращение «бога» – принудить сарамакских удмуртов возвратить украденного идола [Блинов 1898: 46–48].

Окрестности дд. Вожи (очевидно, д. Лолошур-Возжи) и Нижние Юраши (Граховский район УР)

По свидетельству Н. Блинова, деревне Вожи, в версте от нее, в лесу, праздники Булде устраиваются по старому обычаю, при большом стечении молельщиков. Из процесса о мултанском жертвоприношении известно, что в том селе проживали удмурты двух родов: Будла и Удчур [Блинов 1898: 48–49].

Это капище продолжает существовать в наше время. Место моления Булда располагалось на самой возвышенной части берега реки Ултэмырки, в 1,5 км от окраины д. Нижние Юраши. По рассказам информантов, прежде на этом месте стоял дубовый лес, а теперь склоны горы засажены сосняком. Моление проводили на поляне посередине леса. В настоящее время самая сакральная часть святилища поросла старыми кленами, сохранились единичные дубы. По свидетельству Н.М. Логиновой, 1918 г. р., прежде это место было огорожено. На одном из кленов повязаны принесенные по обету пожертвования (полотенца, скатерти, полотенчатые головные уборы), раньше все это держали в сундуках. Около одного из старых кленов имеется ямка, в нее бросали предварительно вымытые в воде монеты, просили здоровья, благополучия. Такие пожертвования совершали преимущественно женщины. Сохранились свидетельства, что прежде монеты бросали к корням липы. Рядом на поляне раскладывали кострища. В отдалении от сакрального круп стоял дуб, под которым разделывали жертвенное животное.

Возникновение капища связывают с тем, что в давние времена одному человеку было видение: из лесочка вышел человек и очень просил приносить ему кровавую жертву (информант А.Н. Маркелова, 1910 г. р.) Рассказывают также, что Булду в эти края привезли давно откуда-то из алнашской стороны (поэтому-то это моление иногда называли Анлаш/Алнаш вӧсь). По сведениям М.Г. Атаманова, моление сюда привезли из окрестностей д. Старая Юмья, для чего сюда привезли золу с юмьинского святилища [Атаманов 1997: 124-125]. Везли в течение трех лет на тройке лошадей, объезжали верховья всех источников. Пересекать речки или другие водные источники не разрешалось, иначе не будет пользы/не будет силы у Булды.

Хозяина святилища Булду/Булдамурта представляли в облике высокого человека/старика в белой одежде, который ходит по горе Булдагурезь.

По одной версии, Булда якобы сам шел на эту гору в течение трех лет, минуя речки и овраги только по сухим местам [по сведениям Р.А. Чураковой, 1987 г.]. По второй версии, самый главный Булда — это ель, которая, по свидетельству одних информантов, уже высохла и свалилась от старости, и теперь на том месте уже нет елей, а по свидетельству других, — эта высохшая ель до сих пор стоит в круге (в 1998 г. ее уже не было). Эту ель называли Булда бабай. По третьей версии, Булду представляли в виде дуба, который привезли из алнашской стороны и который поныне растет на горе. Может быть, в двух последних случаях имелся в виду какой-нибудь идол из дуба или ели. Везли, по-видимому, также и святые вещи — Булда сундук (Булда сандык) с полотенцами, поясами, платками и пр.

Булда/Булдамурт считался божеством, покровительствующим удмуртам, святым помощником Инмара. Полагали, что он обладал большой святой силой. Говорили, что даже во время пожара, случившегося в 1930 г. в д. Нижние Юраши, все дома и постройки горели, а амбар Булда (Булда кенос) не загорался, пока с неба не упала под амбар какая-то звездочка, после чего загорелся и амбар. А одеждой из Булда сундука человеку нельзя было укрываться, ибо у людей появлялось такое ощущение, что кто-то стаскивает ее с них. Увидеть Булду считалось не к добру. Хозяин святилища мстительный, если ему что не понравится — насылает болезни: в таком случае либо человека корчит, либо у него появляются чирьи. На том месте может мерещиться. Одному пастуху послышалась игра на гармошке, после этого он повесился.

По сведениям Р.А. Чураковой, записанным в 1987 г., в Петров день на горе Булда жертвовали белого барана и ели пшеничную кашу. Накануне моления обязательно мылись в бане, ничего нечистого, плохого не делали перед молением, не имели интимных отношений с женой. В первый день резали утку, на второй — овцу, на третий — моления сопровождались игрой на скрипке, на четвертый — проводили моления в лесу, на пятый — резали гуся. Чтобы купить овечку для моления, из окрестных 18 деревень собирали крупу, муку, масло, яйца, деньги. Эти продукты продавали и на полученные деньги покупали жертвенное животное. Замаливали здесь теленка и жеребенка каждые 12 лет [уст. сообщ. Р.А. Чураковой].

Обрядовые церемонии проводили через каждые три года в Петров день. По обету от отдельных семей, в случае болезни или другого несчастья, допускалось ежегодно жертвовать белого гуся или утку на Пасху или в Петров день. Люди приходят сюда с просьбами и дают обеты в любое время. Жертвовали животное уже во время общего моления, приэтом поручали это дело человеку из чужой патронимии. Осенью, на Покров, жрецы ходили прощаться с Булдой и жертвовали ему гуся или утку.

В настоящее время моления проводятся регулярно в Петров день раз в три года. В качестве жертвенных животных использовали живность мужского рода – гусей, уток, овец, теленка или бычка белой масти. По мнению некоторых информантов, в каких-то особых случаях замаливали животных и птиц черной масти. Не полагалось использовать скотину и птиц пестрого цвета. Молились без икон.

Информация о молениях на капище Булда записана по информации, собранной в 1992 г. Л.А. Волковой и в 1998 г. автором статьи. Начиналось общественное моление во дворе почетного председателя тӧро Харитон-дая (бабай, дадай, дай/дадай производные от удм. агай ‘старший брат, дядя’; рус. дядя, дед; тат. бабай ‘дедушка’). Утром в праздник встречи весны акашки всей семьей выходили во двор, в руках несли тарелки с хлебом, кашей, яйцами, маслом. Становились перед восходом солнца и просили у Инмара теплого дождя, достатка, просили уберечь от пожаров и бед. Затем заходили в дом и садились за трапезу. Приходили соседи и собирали деньги для покупки жертвенного животного для следующего моления.

Моление продолжалось на капище, посередине поляны. В сакральном круге среди лип и дубов сидел почетный председатель тӧро Харитон-дай с полотенцем на шее и руководил молением. Что он говорил, то и делали жрецы. Там же, в центральной части святилища, по кругу стояли жрецы: Чимок-бабай, Олег-бабай, Сергей-бабай — и держали в руках на полотенцах тарелки с хлебом и мясом. Остальные стояли рядом вокруг этого места. Жрецы три раза ходили по кругу по солнцу, поочередно возносили к небу хлеб, кумышку, тарелки с жертвенным мясом и кашей. Просили, чтобы скот уродился, люди не болели. Время от времени один из жрецов восклицал: «Йыбырттэ!» (Кланяйтесь, молитесь!), — и все присутствующие становились на колени и молились. По мнению одних, жрецы просили у Инмара: «Замаливаем Булда вӧсъ и у Инмара просим» [Волкова 2003: 277-278; устн. cообщ. Л.А. Волковой]. По мнению других, обращались сословами прошения к Булде, чтобы охранял или оберегал своих людей в приходящем году, чтобы жизнь была легкой, чтобы год был урожайным, чтобы численность скота прибавлялась, чтобы народ не болел. С этими словами все вставали на колени и отдавали поклоны. На молениях хотя и пили, никто не напивался допьяна, а жрецы вообще не пили. Моление продолжалось с утра до вечера в течение нескольких дней. Уходя, крестились и говорили: храни нас до будущего года.

Религиозные церемонии сопровождались игрой на гуслях, скрипках, существовала специальная обрядовая мелодия без слов — Булда гур. Гусли изготовляли из пораженной молнией ели, на великих (больших) гуслях (быдӟым крезъ) играли мужчины, а на маленьких — женщины. Во время моления жрецы были обращены лицами на юг, к солнцу [Атаманов 1997: 124—125].Почетным председателем тӧро мог быть самый старший и уважаемый старик, знающий порядок моления. Знаменитый тќро Харитон-бабай, Харитон Александрович Александров, 1898 г. р., по словам его невестки К.М. Харитоновой, 1937 г. р., внучки А.Т. Суворовой, 1942 г. р., и всех знавших его людей, был исключительно хороший человек, никто никогда от него не слышал плохого слова, не видел плохого поступка, все его любили и уважали. Говорили, что он добрый и хороший как Инмар. Во время моления Харитон-бабай плакал, говорили, что его доводил до такого состояния Хозяин святилища. Очевидно, в процессе ритуальных церемоний происходило своеобразное духовное очищение (катарсис) участников моления, а в ярко выраженной форме его испытывал тӧро как человек, наиболее приближенный к потусторонней божественной сфере, как человек, осуществляющий посреднические функции между человеческим сообществом и миром богов.

Пожертвованные вещи во время обрядовых действ (полотенца, скатерти, отрезы ткани, и платки пр.) развешивали на святилище, а в промежутках между молениями хранили во дворе у главного жреца или почетного председателя Харитон-дая в сундуке/сундуках в особом амбаре (Булда кенос). В сундуки же складывали специальные кафтаны для моления, пояса (кушаки), небольшие подушки, посуду (чашки и ложки).

Перед общественной церемонией, за три дня до Петрова дня, предметы из священных сундуков стирали в р. Юрашке. Число участников достигало 30 человек. Это был шумный и веселый праздник. На речку ездили на лошадях с колокольцами, Митя-бабай играл на скрипке. Когда старики решили бросить моление, все ценные и красиво вышитые вещи продали и устроили большой праздник для всей деревни: установили столы с угощениями, пировали. Говорят, моление «пустили по воде».

Обрядовые церемонии на святилище Булда проводили жители десятка окрестных деревень (Нижние Юраши, Лолошур-Возжи, Поршур, Ятчи, Батырево, Сарамак и др.). Моление Булда удмурты называют Великое/Большое моление (Быдӟым в ӧсь). Говорят, что на этом месте до революции проводилось единственное моление Булде во всем Елабужском уезде.

На Петров день сюда собирались на тройках лошадей жители всей округи: из-за реки Умяк, из мест расселения родов Пельга, Затча, Эгра. Было весело, как на ярмарке [Атаманов !997: 124-125]. В молениях принимали участие и русские, чьи-нибудь родственники, кумовья, друзья. Ходили и мужчины, и женщины, однако женщины не имели права освящать и молиться с хлебом, что было связано с выполняемыми ими репродуктивными функциями.

Деревня Кузебаево (Алнашский район УР)

Жители деревни по способу отправления религиозных культов подразделены на три социально-культовых объединения (выжы): род (хранители и почитатели) святилища Булда, род святилища Великая куала и род Священной рощи. Представители трех структурных объединений прежде молились строго по отдельности, соответственно почитанию одного из трех святилищ, брачные союзы между ними были запрещены. В последнее время такой строгости уже не наблюдается: они могут посещать моления друг друга, жениться и выходить замуж, невзирая на прежнее табу. Прежние правила сохраняются при выборах жреца. Так, жрецов Луда выбирают исключительно из состава приверженцев культа Луда, а жрецов Куалы – исключительно из представителей рода Великой куалы и т. д. Кроме того, на самую сакральную часть территории святилища Булда могли заходить только мужчины из рода Булда, аналогичные запреты практиковались и на двух других мольбищах.

Почти все жители деревни до сих пор помнят, к какому социально-культовому объединению они относятся. Представители группы Луда были некрещеными, а представители двух других – крещеные. В общих молениях по случаю календарных праздников участвовали все жители деревни вне зависимости от принадлежности к родам, однако гостевание после совершения моления шло строго по родственным линиям, различными были и напевы, исполняемые во время совместной трапезы. Следы подразделения жителей на три группы прослежены и в других южноудмуртских селениях.

Святилище Булда располагается на склоне возвышения Булда, на левом берегу Лулошур (букв.: живая речка; по свидетельству кузебаевцев, она то исчезает, то вновь появляется, «оживает»). Речка берет начало на склоне возвышения, у самого ее истока вода извергается водопадом. Самая сакральная часть святилища многоугольной формы с кострищем в центре огорожена. Обрядовые церемонии здесь проводили один раз в год на Троицу (Трочин), на них собирались жители десятка окрестных деревень (Кузебаево, Чумали, Муважи, Черный Ключ). Однако каждая деревня в роли главного жертвователя или распорядителя выступала один раз в три или четыре года. В качестве общественной жертвы приносили белых овец или жеребят, а в качестве частной, семейной – белых гусей или овец.

В прежние времена жертвовали жеребенка, но в наши дни, говорят, это обходится дорого. Поэтому вместо жеребенка совершали заклание овцы и гуся (чуньылэн серметэз ‘уздечка жеребенка’). Варили мясо и кашу, освящали пищу. Вещественные жертвенные дары (полотенца, скатерти, др.) во время моления развешивали на деревьях, на изгороди, а потом складывали в сундук.

В завершение моления проводили обряд вылэ мычон ‘вознесение вверх’ – часть мяса и каши складывали на прикрепленную к дереву маленькую полочку. Затем обрядовую пищу раздавали всем участникам моления.

Моление на Булде длилось до вечера. Вечером мыли посуду, собирали все принадлежности и вновь пожертвованные предметы, складывали их в сундук. Перед уходом закрывали ворота, затем очерчивали топором огороженную площадку, «запирая» святилище. После этого шли молиться к главному жрецу, а в прежнее время гостевали – разгуливали вдоль по улице под мелодию гуслей. По воспоминаниям стариков, моления прежде проходили весело. Молились с березовыми ветками, с шеи жреца свисали березовые ветки. Во время молений на великих гуслях (быдӟым крезь) Васьлей-агай (Васьлей – личное имя, удм. агай ‘старший брат, дядя’) исполнял специально к этому обряду приуроченную мелодию, другие участники тоже пели.

По преданиям, на этом месте иногда видели белого человека Булдамурт (удм. мурт ‘человек’). Говорили, Булду привезли откуда-то на лошадях, но уже никто не помнил откуда. Среди людей сохранились представления, по которым хозяева святилищ Луда, Булды, Быдӟым куалы похаживали друг к другу в гости (вöсьёс ог огзы доры ветло), иногда их мог видеть и человек. Булду представляли в виде человека в белом.

Для молений выбирали шесть жрецов: главного жреца (вöсясь), почетного председателя (тöр), помощника (юрттӥськись), подметающего (џужиськись), мойщика посуды (тусьты-пуньы миськись), нарезающего хлеб (нянь шормась). Главный жрец должен выполнять свои обязанности в течение 12 лет. В советские годы дольше всех вöсясем на Булде был Майор Иванович Иванов. Он рассказывал, что его жрецом избрали с детских лет. Бросали жребий без него, но жребий пал на него. Он очень стеснялся, что ему такому молодому надо было выполнять обязанности жреца, ведь на моления всегда ходили только старики. Тогда ходили на моление тайно, говорили, что проводят сабантуй. «Когда падает жребий, хоть что делай, не важно, комсомолец ты или партиец. Не посмел отказаться. С молением не шутят. Кто нарушил это правило, не понимая, не подумав, долго на свете не прожил. На первое моление шел, ничего не зная, не понимая, сам себя приободрил [настроил. – Н. Ш.]. Дошли до ворот на Булде, три раза поклонились, чтобы дух моления разрешил войти. Что делали старшие, то и я делал. После поклонов мне разрешили открыть ворота на огороженную часть», – продолжил свой рассказ М.И. Иванов. «Когда на меня пал жребий, мне старики так и сказали: «Осторожно, никуда не надо шарахаться. К духу моления тащить, насильно тянуть не надо».

Ребята, которых научили, что Инмара [главное небесное божество. – Н. Ш.] нет, они туда не ходят. А жребий на них падает, значит, дух моления просит. Вон, Прокопьев не пошел, что случилось. Я бы тоже не поверил, что раз упал жребий – надо идти молиться. В лог Булда меня потянуло. Ехал я на мотике [на мотоцикле], и случилась со мной авария у лога, чуть не погиб. После этого случая стал я молиться, всю душу вкладывая в моление.

Хоть что пусть не говорят, но вöсь [дух моления. – Н. Ш.] есть. Ведь кого вöсь полюбит, кто ему нравится, на того и падает жребий. Поэтому, когда бросают жребий, я говорю: «В детстве я баловался, наверное, но если нравлюсь духу моления (вöсь), пусть снова на меня падет жребий. Двенадцать лет я был главным жрецом, а теперь я то председателем, то помощником бываю на молениях в Булде. Говорят, у Булды книга была, там, наверное, и все моление было записано... В той книге все было расписано, в каком году и когда надо проводить моление, когда бросать жребий. Но эта книга сгорела, когда случился пожар в доме Матвеевых. В мои руки эта книга уже не попала. Матвеевы, боясь коммунистов, моление забросили, может, из-за этого у них и пожар произошел. Так же и Пислег Кузьмин не выдержал: один год побыл жрецом и попросил переизбрать, вновь бросить жребий. А надо было продержаться, три раза провести моление, может, и может, и сейчас еще жив был», – завершил свой рассказ М.И. Иванов [Овсянникова 2001: 66; русский текст Н.И. Шутовой]..

Село Варзи-Ятчи (Алнашский район УР)

Посетивший в 1881 г. с. Варзи-Ятчи Г.Н. Потанин отметил, что святилище Булда располагалось примерно в 1 версте от деревни, выше по течению местной речки Варзинки, на огороженном участке склона Варзи-Ятчинской горы. Ныне здесь расположен санаторий Варзи-Ятчи. Когда в конце XIX в. здесь открыли лечебные грязи, купец Ушков за большие деньги выторговал это место у стариков. Поэтому моление Булда перенесли на другое место. Говорят, это обстоятельство послужило причиной того, что ближайшая д. Ляли полностью сгорела. По традиционным представлениям, такова была месть хозяина святилища [ПМА–1998].

В 1881 г. в молениях принимали участие жители 5–7 деревень (Варзи-Ятчи, Ляли, Кибьи, Юмьяшура, Бодьи). Начинались они на следующий день после Петрова дня и продолжались три дня. В жертву приносили коня, телку, быка, двух гусей. В первый день жертвовали лошадь. Ведали ритаульными действиями четыре жреца в белых кафтанах. Они стояли в ряд с чашами с кумышкой, обратившись лицом на юг (за их спиной располагался большой костер) перед тремя воткнутыми в землю березками, между которыми на веревке висели стеной полотенца с расшитыми концами, и молились. Весь народ молился с обнаженными головами. Заключительное слово молитв «аминь» подхватывала вся толпа. Затем, повернувшись по ходу солнца, подходили к кострищу, молились и плескали немного кумышки в огонь. Затем, снова сделав оборот слева направо, посолонь, возвращались к столу, выпивали вино и угощали других участников моления. Таким же образом поочередно освящали хлеб, мясо, кашу. Суть ежедневных обрядовых действ состояла в освящении кумышки (ритуальный спиртной напиток; при этом немного кумышки плескали в огонь), хлеба (часть кусочков раздавали старикам, часть бросали в огонь), мяса, каши, в проведении совместной трапезы и сборе денег для последующих молений.

После моления первого дня вечером на лугу за деревней закололи овцу, сварили ее и совершили трапезу в честь умерших предков. В корыто из бересты собрали кровь жертвы, туда же добавили кусочки лепешек, немного кумышки и мясного бульона, а потом выставили в поле как бы для предков. На самом деле эти приношения съели собаки. Первые два дня молились Инмару (главное небесное божество), поэтому все кости принесенных в жертву животных сжигали на костре, на третий – Му-Кылчину (божество земли и плодородия), поэтому кости зарывали в землю. В эту же яму плескали кровь, напитки, бросали кусочки хлеба и других угощений.

По мнению Г.Н. Потанина, по поводу избираемого на большие общественные моления «тöро», мнения стариков разделились: одни говорили, что на празднике Булды прежде присутствовал тöро, а другие отрицали это [Потанин 1884: 204–212].

Другой исследователь П.Н. Луппов наблюдал моление Булда в Варзи-Ятчах в 1921 г. и в 1924 г. Огороженное капище имело форму прямоугольного участка с двумя закругленными сторонами. В центре располагался столб с иконой Казанской Божьей Матери, изображение которой было обращено к северу. По линии север – юг были устроены три кострища с приспособлениями для подвешивания котлов. Справа на южной половине сохранились следы ямы, прикрытой поленьями, здесь зарывали кости предыдущих жертвенных животных. В северо-западном углу были сложены жерди и доски от скамьи и стола. Моление происходило около Петрова дня в течение нескольких дней. В жертву поочередно приносили жеребца (в 1924 г. его заменили бараном), барана, быка (в 1924 г. – овечку), овечку, иногда гуся. Участники обряда приносили хлеб с маслом, кумышку (ритуальный алкогольный напиток). Порядок моления тот же, что и на других общественных молениях [Луппов 1927: 82–114].сохранились следы ямы, прикрытой поленьями, здесь зарывали кости предыдущих жертвенных животных. В северо-западном углу были сложены жерди и доски от скамьи и стола. Моление происходило около Петрова дня в течение нескольких дней. В жертву поочередно приносили жеребца (в 1924 г. его заменили бараном), барана, быка (в 1924 г. – овечку), овечку, иногда гуся. Участники обряда приносили хлеб с маслом, кумышку (ритуальный алкогольный напиток). Порядок моления тот же, что и на других общественных молениях [Луппов 1927: 82–114].

В 1998 г. на площадке старинного святилища Булда располагалась подстанция. По преданию, строили ее с трудом, все ломалось, да и сейчас там часто бывают неполадки. Место это считается “нечистым”: поблизости случаются аварии, были случаи суицида, а двух человек убило молнией. По свидетельству стариков, это капище принадлежало некрещеным удмуртам рода Бодья. Обрядовые церемонии проводили здесь с иконами, которые хранились дома у языческих жрецов. Во время молений иконы прикрепляли на деревьях, а полотенчатые уборы развешивали на веревках.

Из священной одежды Булда (пожертвованной ему людьми) ничего нельзя было изготовлять или шить, не полагалось ее носить, так как от этого человеку могло быть плохо. Информант Е.И. Абрамова, 1922 г. р., принадлежала к семье, почитающей святилище Булда. Ей пришлось хранить пожертвованные вещи у себя дома в сундуке. Она очень боялась этих принадлежностей, поэтому собрала их и сожгла на месте моления. А нам она посоветовала при осмотре святилища обращаться к хозяину Булде с такими словами: «Хорошо к нам отнесись, не делай худого, мы с добрыми намерениями ходим, Булда-хозяин». Во время коллективизации через мольбище специально проложили дорогу. По преданиям, деревья на том месте рубили татары. Говорят, после этого их скрючило. Один татарин обратился за помощью к удмуртскому гадателю (туно), последний посоветовал ему найти жеребенка семицветного окраса и пожертвовать Хозяину святилища. Выполнив такой обряд, этот татарин остался жив [ПМА–1998].

Окрестности дд. Кибьи (очевидно, Шадрасак-Кибья Алнашского района УР) и Бодьи (очевидно, д. Варклет-Бодья Агрызского района РТ)

Жители указанных соседних деревень имели свое отдельное капище Булда. В 1924 г. место моления представляло собой большой не огороженный участок лесной поляны у дороги. На южной стороне поляны стояла ель, на которой на уровне высоты человеческого роста была прикреплена полочка для жертвы. Перед елью на еловых ветках на земле были сложены принесенные на моление караваи хлеба с маслом (около 130–150 экз.). Удмурты были некрещеные, поэтому молились без иконы. В северо-восточном углу стоял небольшой столик для продуктов. Перед елью, севернее нее, стоял стол для моления жрецов, вокруг него буквой П располагались скамейки для стариков и лиц более почтенного возраста (45–70 лет). За скамейками стояли женщины и молодые парни, детишки. Всего здесь присутствовало до 800 человек. Женщины были одеты в лучшие одежды, довольно часто можно было увидеть бархатное пальто без рукавов (камзолы), у многих на груди были украшения из серебряных монет. Все вели себя чинно.

Обрядовые церемонии здесь производились в течение четырех дней. В жертву приносили последовательно жеребца, быка, телушку, барана. Порядок моления был тот же: последовательно производилось освящение хлеба, кумышки, бульона, мяса и сбор денег. В перерывах между этими действиями женщины угощали жрецов и почтенных стариков кумышкой [Луппов 1927: 82–114].

Село Можга (Можгинский район УР)

В д. Бусурман-Можга (Можга) большой известностью пользовалась роща, в которой проводили моления Булдавось. Моления справляли через каждые три года, в нем принимали участие жители 11 окрестных деревень. Капище было огорожено, в него вела калитка устроенная с западной стороны. Жрецов бывало трое, в качестве жертвенных животных использовали жеребца, черного быка, рыжую телку и пару белых гусей [Емельянов 1921: 96, 98, 101]. Интересно, что традиция проведения больших окружных молений в этом ареале известна по старинным преданиям. Они гласят, что потомки легендарного Мардан-батыра, обитавшие в 11 деревнях после смерти своего родоначальника каждые три года приносили ему в жертву лошадь или лошадь и корову около д. Можгагурт [Ватка но Калмез 1971: 127-128], однако это моление не называлось Булда.

Деревни Нижние, Верхние, Средние Юри (Малопургинский район УР)

Здесь существовали священные рощи, семейно-родовые капища Великая куала и общие моления в четырех святилищах — Булда, Джюнек, Гучин, Атташ.

Деревня Арляново (Алнашский район УР)

В советский период моления Булда проводились до осквернения места моления.

Происхождение культа

Накопленные за прошедшее десятилетие материалы о функционировании святилищ Булда и последние авторские изыскания по тюркским заимствованиям в культовой практике и верованиях южных удмуртов позволяют актуализировать проблему истоков культа Булды. Следует отметить, что в названии и особенностях культа Булды прослеживаются одновременно элементы буддизма и христианства. Наименование родоплеменного божества можно рассматривать в качестве искаженного имени Будды. Облик Булды символизировали дерево, идол, высокий человек в белой одежде и специальное сакральное лицо торо. В дд. Нижние Юраши, Кузебаево Булду представляли в облике высокого человека/старика в белой одежде или в виде дерева – ели или дуба, в святилищах дд. Сарамак, Аргабаш, Бемыж и Вожи существовали идолы Булда. Наглядных свидетельств о существовании этих идолов не сохранилось, но можно предполагать, что это были изображения, копировавшие либо сидящего Будду (в ранней версии Будду изображали с бородой и усами), либо деревянную скульптуру св. Николая.

В д. Кузебаево сохранились сведения о существовании особой книги Булда, по которой молились на святилище. Обращает на себя внимание своеобразие личности одного из главных служителей культа – почетного председателя тӧро и характер выполняемых им функций. Во время молений на нижнеюрашинском святилище тӧро Харитон-дай сидел в центре круга под деревьями и медитировал. Примечательны характеристики Харитон-дай – очень добрый, спокойный, благожелательный. По свидетельству Н. Блинова, в конце XIX в. сохранилась информация, что в «в северо-восточном углу Елабужского уезда в глухой Ильинской волости указывают одну деревню, вблизи которой Булда сидел на дереве» [Блинов, 1898: 46]. О связи культа Булды с православием свидетельствует предание, записанное в 1859 г. среди удмуртов Варзи-Ятчинского прихода, что Булды – братья Николая Чудотворца. Общественное святилище Булда в некоторых селениях называли иногда Микулай вӧсь ‘моление Николаю’ [Потанин 1884: 204; Блинов 1898: 49]<.

На наш взгляд, культ Булды привнесен в удмуртскую среду какой-то группой кочевников (тюрко- и монголоязычные кочевники XIII–XIV вв.), рано познакомившихся с христианскими и буддийскими идеями. О существовании таких групп тюрко- и монголоязычных племен известно в научной литературе. По мнению исследователей-тюрковедов (В.В. Бартольд, Т.М. Михайлов, С.Г. Кляшторный, Л.Р. Кызласов, А.М. Сагалаев и др.) с конца I – II тыс. народы Центральной Азии и Южной Сибири познакомились с манихейством, несторианством, буддизмом, исламом и другими верованиями. К примеру, в составе улуса Джучи XIII–XVI вв. наряду с тюрко-монгольским шаманизмом имели влияние буддийские, мусульманские, несторианские, католические идеи, ибо при дворе монгольских ханов можно было встретить деятелей разных конфессий [см. Тюхтенева, с. 243–246; Дашковский 2011: 173-175, 182-184, 191-192]. Веротерпимость и надконфессиональность Чингиз-хана (и, в целом, государства Золотой Орды) привлекала к нему и его силе всех недовольных и притесняемых: буддистов, конфуцианцев, христиан, мусульман [ссылка по: Лушников 2009: 87–90].

В кочевой степи Нижнего Поволжья золотоордынского времени (ранний период существования Улуса Джучи) преобладал тюрко-монгольский шаманизм, имело место влияние несторианства и буддизма. Вместе с русским населением в регион приходит православие. Хотя в первой половине XIV в. роль государственной религии в Улусе Джучи начинает играть ислам и в правление хана Узбека (1312–1342 гг.) большинство горожан являлось мусульманами, но в степи процесс исламизации шел сложнее. Окончательно номады были исламизированы в начале XV в., тем не менее, в течение длительного времени здесь сохранялись пережитки тюрко-монгольского шаманизама [Недашковский 2011: 23–24].

О «православно-буддийском диалоге» (о взаимовлиянии идей христианства и буддизма) в среде тюрко- монголоязычных народов писали многие авторы. В частности, кочевники–монголы Южной Сибири (монголы, буряты, тибетцы) XVII–XVIII вв., проповедовавшие ламаистский буддизм, включали в свой сложный пантеон и христианских святых, в частности, св. Николая [Аджиев 1996: 211–218; Головизнин 2009: 25–26]. Сталкиваясь с местными верованиями, буддизм часто вбирал их в себя, но при этом никогда не забывал отвести божествам и культам строго определенное место [Елканидзе 1996: 683–684]. Рассуждая о «православно-буддийском диалоге», М.В. Головизнин учитывает широкий исторический контекст, «а именно то, что христианство, зародившееся на Ближнем Востоке на культурном базисе эллинизма, впитало и переосмыслило многие обряды и обычаи восточных культов (митраизма и пр.), которые в той или иной степени также были усвоены буддизмом, распространявшемся в Восточном Иране и Средней Азии перед тем, как он попал в Тибет и Монголию.

Кроме того, изгнанные из Византии в первые века христианства манихеи и адепты «несторианской» ереси, ушедшие далеко на Восток, не только (за 1000 лет до русских) познакомили с Евангелием тюркские и монгольские степные народы, но и длительно сосуществовали с буддизмом» [Головизнин 2009: 25–26].

Таким образом, культ Булды мог быть привнесен в оседлую удмуртскую среду какой-то группой кочевников, знакомых с христианскими и буддийскими идеями и расселившихся после монголо-татарского нашествия в XIII–XIV вв. вблизи удмуртских селений, предположительно в бассейне р. Тоймы. Новые заимствованные элементы, связанные с почитанием Булды, наложились на традиционные верования и культовую практику удмуртов, в основе которых почитание семейно-родовых божеств, племенных и территориальных покровителей. Вступившая в тесные контакты с пришлым тюрко- и монголоязычным населением прослойка южных удмуртов, восприняла от них и дух некоей пассионарности, своей особости, вследствие чего общественные церемонии, связанные с почитанием Булды оказали заметное консолидирующее воздействие на одну из территориальных групп местных финно-угорских обитателей Приуралья, известных в научной литературе как собственно южные удмурты.

Литература

Аджиев М.И. Религия Степи // Религии мира. М.: Аванта, 1996. С. 211–218. (Серия: Энциклопедия для детей. Т. 6. Ч. 1.).

Атаманов М.Г. Из истории расселения воршудно-родовых групп // Материалы по этногенезу удмуртов / Отв. ред. М.Г. Атаманов. Ижевск, 1982. С. 81-127.

Атаманов М.Г. История Удмуртии в географических названиях. Ижевск: Удмуртия, 1997. 347 с.

Бехтерев В.М. Вотяки, их история и современное состояние: Быт и этнографические очерки // Вестник Европы. 1880. № 8–9.

Блинов Н. Языческий культ вотяков. Вятка, 1898.

Волкова Л.А. Земледельческая культура удмуртов (вторая половина XIX – начало XX века). Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 2003. 388 с.

Вотяки // ВГВ. 1859. № 9–11, 13, 32.

Ганькова Л.Ӟӟуння вӧсьёс // Инвожо. 2002. № 1, 2. 58–60 б.

Головизнин М.В. «Православно-буддистский диалог» и его культурно-исторические последствия в Южной Сибири XVII–XVIII вв. // Мировоззрение населения Южной Сибири и Центральной Азии в исторической ретроспективе / под ред. П.К. Дашковского. Барнаул: Азбука, 2009. Вып. III. С. 19–35.

Дашковский П.К. Мировоззрение кочевников Саяно-Алтая и сопредельных территорий поздней древности и раннего средневековья (отечественная историография и современные исследования): монография / П.К. Дашковский; науч. ред. Т.Д. Скрынникова. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2011. 244 с.

Елканидзе М.М. Буддизм тхеравады // Религии мира. М.: Аванта, 1996. С. 673–684. (Серия: Энциклопедия для детей. Т. 6. Ч. 1.).

Косарева И.А. Распространение культа Булды и проблема выявления этнографических подразделений южных удмуртов // Вестник Челябинского государственного университета. 2011. № 34 (249). История. Вып. 48. С. 16–19.

Луппов П.Н. Из наблюдений над бытом удмуртов Варзи-Ятчинского края Вотской автономной области // Труды НОИВК. Ижевск, 1927. Вып.3. С. 82–114.

Лушников О.В. Монгольская империя в историографии XVIII–XX вв. Казань: Изд-во «Фэн» АН РТ, 2009. 116 с.

Овсянникова Е. Кузёбай вöсьёс // Инвожо. 2001. № 12. 60–68-тӥ б.

Потанин Г.Н. У вотяков Елабужского уезда // ИОАИЭ. 1884. Т. 3. С. 189–255.

Тюхтенева С.П. Панорама религиозной жизни алтайцев: от древности до современности // Религия в истории и культуре монголоязычнах народов России / сост. и отв. ред. Н.Л. Жуковская. М.: Вост. лит., 2008. С. 242–255. (319 с.).

Шутова Н.И. Дохристианские культовые памятники в удмуртской религиозной традиции: Опыт комплексного исследования. Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 2001. 304 с.