Жилище

Материал из Воршуда
Перейти к навигацииПерейти к поиску

Традиционные поселения

Удмуртская деревня
Удмуртская деревня

Сельские постройки удмуртов отражают историю народа, его обычаи и верования, представления о красоте, хозяйственный уклад.

Площадь расселения удмуртского этноса сравнительно невелика, тем не менее удмурты осваивали эту территорию весьма неравномерно, образуя несколько ареалов, формирование которых в значительной степени связано с природными условиями, в частности, с качеством почв [1].

Для удмуртов характерен приречный тип заселения – населенные пункты (гурты) располагались цепочкой вдоль рек. Преобладающим было расположение поселений вдоль мелких речек, более удобных для строительства мельниц, что имело важное значение при почти исключительно земледельческом хозяйстве населения. Для того чтобы почва лучше просыхала, селение устраивалось, как правило, на южных склонах возвышенностей.

Крестьянами принималась во внимание и возможность укрытия поселения от северных ветров за счет самого рельефа местности. Решающее значение при выборе места поселения имела также близость к обрабатываемым угодьям и удобство подъездов. Долгое время удмуртами учитывалась и близость «луда» – рощи, служившей местом моления [2]. Вместе с тем увеличение населения и недостаток пахотных земель принуждали изыскивать новые площади под посевы, создавать населенные пункты на водораздельных участках. Под поселения выбирались места с неглубоким стоянием грунтовых вод, у оврагов – в местах выхода ключей, на лесных полянах [1]. Старались селиться, чтоб вода была вкусная (обычно воду брали из реки, но предпочитали из родников, благо их было в изобилии), нередко в деревне был свой ческыт ошмес (вкусный родник).

Место поселения обычно избирал туно (шаман) или вӧсясь (жрец). Для этого совершали специальный обряд: выбирали красного или белого быка, укрепляли ему на рогах священный ковш (сюмык) и отпускали, где он останавливался — там и быть деревне (подобный же обряд совершали и при выборе святилища) [3].

В исторических источниках упоминаются следующие типы поселений, в которых проживали удмурты: село, деревня, починок, выселок, мельница, – по людности весьма разные. Более трети населенных пунктов имели менее 100 жителей, большое количество селений, в основном починков и выселков, не имели и 25 человек. Наблюдались довольно значительные порайонные различия. Мелкие населенные пункты находились, как правило, в северных районах, в местах интенсивного освоения земель, более крупные – в южных, в бассейнах рек Иж и Вала.

Многолюдность населенных пунктов в южных районах связана с более благоприятными природными условиями, обширными пашнями с хорошим качеством почв; в северных же районах удобная для пашни земля располагается небольшими участками, отстоящими друг от друга на значительное расстояние. Нужно отметить, что в местностях, населенных удмуртами, их поселения в целом были многолюднее русских поселений – как более ранние по времени возникновения.

Деревенский дом

Удмуртские населенные пункты не отличались разнообразием форм. Композиция деревни формировалась не планово, не по каким-либо архитектурным законам, а в силу условий существования и родовых традиций. К последним можно отнести обычай, по которому отделившиеся сыновья селились поблизости от отцовской избы [4]. По другому обычаю усадьбы отделившихся братьев часто были тождественны вплоть до последнего гвоздя и крюка [5]. Желающие строить себе дом обычно призывали для совета туно – знахаря-жреца, который при помощи гадания указывал место для постройки. Естественно, определенное таким способом место было произвольным, случайным и не всегда удобным. Однако крестьяне, боясь ослушаться туно, все же строили усадьбу там, где он указал [6]. Между домами пролегали пространства засеянной пашни, расстояние между усадьбами составляло 200–250 м. Разрастаясь, селения сохраняли ту же планировку, однако между дворами появлялись проезды, которые, будучи вторичным явлением, воспроизводили конфигурацию и размещение усадеб. Менее распространенный путь развития селений с беспорядочной формой застройки – увеличение площади: некоторые из населенных пунктов занимали площадь в несколько квадратных километров. По мере развития производительных сил и социальной дифференциации крестьянства беспорядочная форма застройки населенных пунктов

Ветряная мельница

трансформировалась в уличную. Первыми изменили форму селения вдоль трактов (середина XIX в.), при этом сначала перестраивалась примыкающая к тракту часть селения. К концу XIX в. большинство селений с беспорядочной формой было реконструировано; стали преобладать населенные пункты с уличной планировкой.

При беспорядочной форме застройке к проезжей части выходили заборы и ворота, а избы стояли внутри усадеб. Выносить жилые дома к улице начали во второй половине XIX в. – с распространением уличных форм селений. Однако четкой фасадной линии улицы первоначально не имели. Преобладающей стала постановка дома перпендикулярно улице, хотя встречались населенные пункты с параллельно стоящими к улице домами.

Плетень

В прошлом для удмуртов была типична локализация группы родственников в одной части поселения. (С переходом к уличной планировке принцип расселения родственных коллективов в значительной степени сохранился, что нашло отражение в патронимических названиях отдельных концов и улиц.) Такое единство обусловливало наличие в селении, наряду с постройками, принадлежавшими одной семье – хозяйственной ячейке, также построек, являвшихся собственностью всей деревни или группы родственников. К ним относились молитвенные строения (быдӟым куа), общественные склады1. У реки ставились бани, общие для трех-четырех семей. Воду часто брали из родников, которые заботливо обустраивали и берегли. Все улицы завершались изгородью или полевыми воротами (бусы капка), создающими замкнутое пространство поселения. До полевых ворот принято было провожать званых гостей, рекрутов[7].

Удмуртские деревни имели много зелени. Основными породами деревьев для озеленения были черемуха и рябина [1].

Удмуртская усадьба

Удмуртская усадьба
Под навесом

Строения усадьбы располагались часто в П-образном порядке, образуя просторный открытый двор (гидкуазь, амбар). В северных районах Удмуртии и у удмуртов Кировской области встречается одно- и двурядная связь, иногда и с крытым двором. У южных удмуртов в прошлом встречались усадьбы, в которых хозяйственные постройки были разбросаны вокруг избы [8].

Уличная сторона двора замыкалась воротами и бревенчатым забором. Ворота играли важную практическую и художественно-эстетическую роль. Их конструктивную основу составляли массивные врытые в землю столбы, на которые навешивались тесовые полотнища, перекрывавшиеся двускатной крышей. Встречались у удмуртов и многостворчатые ворота, объединенные одной крышей, хотя практически использовались только две створки и одна калитка, остальные выполняли лишь декоративную функцию. Народные мастера выработали и другую форму ворот, которая не встречается больше нигде и может быть названа специфически удмуртской, – так называемые срубные

Двор

ворота с выступающими по бокам бревенчатыми срубами-опорами, в середине которых делалась прямоугольная или овальная выемка с декоративной колонкой. Удмуртские ворота, однако, несмотря на свою монументальность, не были призваны изолировать жизнь двора от внешнего мира. Об этом свидетельствует отсутствие запоров на воротах и то, что примыкающее ограждение делалось из жердей или низкого заплота [1].

Надворные постройки удмуртов представлены избой – двухкамерной постройкой, состоящей из собственно избы (корка) и холодных сеней (корказь), одно- или двухэтажной клетью (кенос), амбаром для хранения зерна и пищевых продуктов (ю кенос), хлевом (гидкуа), баней (мунчо), погребом (йӧгу), навесом для хранения дров и хозяйственного инвентаря (липет ул, лапас). На каждом дворе было культовое сооружение (куа), в котором совершали семейные моления [8].

Корка

Печь
Интерьер удмуртского дома

Корка, так же как изба у русских, является основной жилой постройкой удмуртских крестьян и характеризуется наличием сруба, печи, потолка и пола [2]. По предположению И. Н. Смирнова, ее прототипом была в какой-то мере куа (шалаш) [9]. Приводимый им этимологический разбор слова «корка» достаточно убедителен и развит многими советскими этнографами [10]. В древности куа сооружалась из веток и коры. Позднее это летнее жилище, являвшееся также культовым объектом, стали строить из бревен («кор»). Соединение двух слов дало слово «коркуа», или сокращенно «корка», что должно означать «бревенчатый шалаш» [2].

В конце XIX – начале XX вв. корка представляла собой избу срубного типа. Основанием дома служили сосновые «стулья», ставившиеся под углы и под центр бревен первого венца. В этот период отмечен еще и наиболее архаичный способ постановки дома – без фундамента: первый венец, обмазанный смолой, укладывался непосредственно на грунт. В начале XX в. у наиболее зажиточных крестьян появляются дома на сплошном каменном или кирпичном фундаменте. Во время строительства дома широко бытовал обычай устраивать помочи (веме).

В конце XIX в. при возведении стен применялся наиболее древний способ рубки углов «в обло» – с вырубкой чашки в нижнем бревне. Пазы прокладывались мхом и паклей. Удмуртские мастера выработали оригинальный способ вырубки пазов: снаружи венцы вплотную прилегали друг к другу, мшение производилось после подъема сруба и только с внутренней стороны. Преимущество этого способа состояло в том, что сруб практически не давал осадки. Избы повсеместно были одноэтажные. В северных и центральных частях Удмуртии они строились на более высоком подклете, чем в южных. Внутри подпола (гулбеч) вдоль стен сооружалась завалинка: внешней завалинки у удмуртов не отмечено. Пол и потолок укладывались по направлению от входной двери к противоположной стене; они изготовлялись из толстых плах, теса или полубревен.

Интерьер удмуртской избы

Крыша (липет) возводилась двускатная, на сомцах. Повсеместно материалом для кровли служил тес, солома использовалась крайне редко, хотя для покрытия хозяйственных строений она применялась довольно широко; для этой же цели широко использовался луб. Сверху крыша укреплялась охлупнем из выдолбленного бревна, которое привязывалось веревкой к князевой слеге. Встречалось крепление крыш гнетом – рамой из двух жердей, концы которых скреплялись доской с двумя отверстиями. Снизу крыша поддерживалась потоками и курицами. При креплении гнетом один скат крыши вверху был длиннее другого, нависал над ним, причем тесины были разной длины, что придавало крыше своеобразный вид. Такой тип крыш является наиболее древним[1].

Особое место в мировоззрении удмуртов занимала матица («мумыкор»). Это сложное слово, состоящее из двух слов. Первое слово «мумы» этого сложного слова в переводе на удмуртский обозначает мать, второе - «кор» - бревно. Моление в доме разрешалось проводить только в пространстве от красного угла до матицы. Перед отправкой на войну или в армию призывник-рекрут прибивает к матице серебряную монету с шелковой ленточкой, чтобы матица его оберегала. Когда возвращается, то с друзьями торжественно снимают эту ленточку. Благодарят Инмара (Бога) и мумыкор за удачное возвращение. При строительстве дома удмурты проводят обряд подъема мумыкора. Готовят место: под концы кладут шерсть и серебряную монету. Шерсть, очевидно, для того, чтобы матице легко и удобно было на себе держать большую тяжесть; потолочные доски, стропила, крышу, чердачную землю. Это благодарение матицы за тяжелую работу. Построив дом, через несколько дней проводят «корка пырон» (новоселье). Приглашают родственников; если деревня небольшая, то всех жителей. Гости идут с различными подарками и заходят со словами: «Выль корка шудо-буро мед луоз!» / «Пусть новый дом будет наполнен счастьем и достатком!». Поздоровавшись с хозяевами, от каждой семьи к матице прибивают (прикрепляют) деньги с добрыми пожеланиями [11].

Первые удмуртские избы устраивались без дымохода, то есть были курными (ӵын корка). Подобное жилище, судя по всему, преобладало вплоть до конца XIX века. Архитектура ӵын корка имела целый ряд особенностей. Крыша, как правило, лежала на сомцах, удерживалась курицами и иногда еще дополнительно скреплялась «огнивом». Такие конструктивные приемы, уже использовавшиеся удмуртами при постройке куа, давали возможность обойтись без дорогостоящих гвоздей, позволяя также легко заменять подгнившие детали конструкции.

Одно или два небольших «волоковых» (закрывавшихся «волоком», дощечкой) окна вырубались в двух соседних бревнах на половину их толщины. Чрезвычайно характерным для удмуртских курных изб было то, что эти окна располагались асимметрично, ближе к одному из углов и чаще всего выходили во двор. Наряду с волоковыми, иногда соседствуя с ними на одной постройке, делались «косящатые» (окаймленные косяками) окна. Они затягивались бычьей брюховиной, а то и просто тряпками. Бытовали простые прямоугольные ставни [2]. В холодное время окна на ночь прикрывались снаружи соломенными матами.

Справа, реже слева от входа, устьем к фасадной стене располагалась глинобитная печь (гур), в южных районах с вмазанным котлом, в северных – с очагом на шестке (уӵог) и подвесным котлом [8].

Интерьер удмуртской избы

Как правило, печь ставилась вплотную к стенам, задней и боковой, либо к одной из них. Позднее печь стала постепенно «отходить» от стен, за нею появляются проходы. Для хранения посуды, кухонной утвари и других вещей над этим пространством стали сооружаться маленькие полати. Под печью зимой держали мелкий скот и птицу. В противоположном от печи углу находилась божница, под нею – стол [1].

В интерьере избы стол, стул, передний угол имели высокий статус. Стол жӧк символизировал саму семью, потому что объединял вокруг себя всех. Он был своеобразным символом достатка хозяйства. Потому на столе всегда стояла солонка с солью и лежал каравай хлеба. Из правил сакрализованной регламентации поведения можно привести некоторые, сохранившие свое значение и сегодня: нельзя стучать по столу костяшками пальцев, нельзя голой рукой вытирать стол, нельзя смахивать крошки хлеба на пол, нельзя разбивать яйцо об столешницу. Не рекомендуется сидеть на углу стола, это место предназначено для душ умерших родственников. Нельзя уходить из дома сразу же, встав из-за стола, унесешь счастье и достаток из этого дома. Во время похорон и поминок ложку (лушкем пуньы) следовало класть на торцевой стороне стола для умерших предков [12]. Категорически не разрешается за столом резать ногти - этот считается осквернением священного места. Также считается некрасивым поступком, если женщина садится на мужское место. За столом нельзя ругаться [11]. Над столом родители подавали ребенка крестным родителям во время домашнего крещения пинал пыртон. Вода, которой обмыли углы стола, по поверью, приобретала лечебные свойства. Ею брызгали на лицо ребенка, на которого навели порчу, сглазили.

Единственный стул пукон в избе считался принадлежностью хозяина. Остальным членам семьи не полагалось на нем сидеть. Если невестка по неосторожности задевала его или переставляла, то должна была провести умилостивительное жертвоприношение в куа, чтобы воршуд не рассердился, или откупиться монетой, подарив ее свекру [12]. Женщины и дети сидели вдоль длинной стороны стола, мужчины - со стороны красного угла (на узкой стороне). Другой узкий конец стола, дальний по отношению к красному, считается местом угощения умерших сородичей. В передний угол тӧр сэрег усаживали обычно самых уважаемых гостей, в частности, крестных родителей вернувшегося из армии солдата, или жениха и невесты во время свадьбы [11].

Большое значение в доме имела дверь. Запирая двери на ночь, удмурты общались к богам с просьбой оберегать дом от нехороших людей, нечистых сил, болезни. Перед Пасхой в четверг в «кулэм потон уй» (букв. ночь выхода умерших) - на все двери и окна прикрепляют веточки можжевельника или пихты, обращаясь к своим богам, чтобы те оберегали их от злых духов и нечистых сил. До настоящего времени удмурт, собираясь в дальнюю дорогу, переходит через порог, обращаясь к Инмару, Куазю, Кылчину и прося у них счастливой дороги. В древние времена, уподобляя значения пупка и двери, пупок новорожденного разрубали на пороге. Через порог ничего нельзя брать и отдавать взаймы. Переходя через порог, нельзя наступать на него. В качестве преграды для колдунов, совершив обряд, под порог с подполья втыкают иголку без ушка. Есть текст, который необходимо высказать при этом действе. Кое-кто над дверью прибивает подкову. Удмурты говорят: свой конь от всего оберегает. С этой же целью вешали на жерди черепа коней и ставили около построек. Двери было положено закрывать без усилий, без шума [11].

Над третью площади избы в задней ее части сооружались полати, на которые взбирались по лестнице у дверей. Вдоль стен устраивались массивные широкие лавки, над ними по всему периметру стен, кроме задней, подвешивались полки. По углам, кроме переднего, устраивались нары, позднее замененные деревянными кроватями. Днем постели убирались, и нары служили для хозяйственных нужд. Подвижной мебели было очень мало: стол, стул, редко шкаф для посуды [12].

Внутри изба не имела перегородок, однако отдельные углы, по обычаю, закреплялись за женатыми членами семьи: здесь располагались их нары или кровать, здесь же они могли принимать гостей. У северных групп удмуртов дом не разделялся на мужскую и женскую части; у южных – пространство перед печью, хотя и не огораживалось, называлось женской половиной (кышно пал) [1]. Здесь неприлично было находиться мужчинам и посторонним людям. Крестьянский этикет соблюдал и другое правило": деление избы матицей мумыкор/эмеспикор на две половины: переднюю пыдлось/ӧспал и собственно горницу ульчапал/урампал. Выражением особого расположения к постороннему вошедшему считалось приглашение пройти за матицу [12].

Внешнему оформлению жилищ удмурты не уделяли большого внимания. Бревна сруба часто были неодинаковой длины и редко обрубались; наличники представляли гладкую обкладку, не украшались ни резьбой, ни рисунком. Изредка в украшении жилища встречалась скульптурная обработка дерева: в частности, охлупень имел на конце изображение коня или птицы. Большее внимание уделялось клети: искусно обрабатывались столбы, поддерживающие галереи клетей, украшались ограждения. Наиболее распространена была для этой цели диагональная решетка, образующая ромбический узор. Украшенные наличники и ворота появились уже в XX столетии [1].

Кенос

Удмуртский кенос

С наступлением теплых дней (с апреля по октябрь) семья переходила на жительство в кенос: количество их в хозяйстве составляло 2–3, а иногда и более. Кенос – одна из наиболее древних построек, притом претерпевшая наименьшие изменения в ходе исторического развития. По своим конструктивным, а особенно функциональным особенностям она схожа с аналогичными постройками скандинавских народов, что говорит о тесных связях предков удмуртов с ними еще в глубокой древности [1].

Происхождение кеносов еще не вполне изучено. Некоторые ученые относят их появление к периоду полуоседлой жизни удмуртов, когда охотники, покидая весной теплую землянку, строили летнее помещение, а рядом устраивали защищенный ветровыми щитами очаг, переросший затем в куа [13].

Можно также предполагать, что двухэтажные кеносы появились путем развития клетей на столбах, построек, характерных в прошлом для некоторых финно-угорских народов. Как и современные кеносы, они являлись не только кладовкой, но и летней спальней. На столбы сооружение поднималось для защиты от зверей и сырости. Постепенно свободное пространство внизу между столбами использовалось и застраивалось. Это и привело, по мнению некоторых исследователей, к образованию двухэтажного кеноса – нового, более сложного типа постройки.

Удивительно разнообразие типов кеноса. Он может быть одинарным и двойным, одно- и двухэтажным, свайным и с промежуточными комнатами и т. д. Много также и вариантов его расположения в ансамбле крестьянской усадьбы. Кенос может стоять в одну линию с корка, соединяясь с ней в одно целое через сени (корказь). Довольно часто кеносы располагаются также перпендикулярно дому. Но до середины XIX века они чаще всего свободно, без каких-либо правил размещались по территории усадьбы.

Особенно интересны двухэтажные кеносы, стоящие параллельно корка и выходящие торцом на улицу. Их роль очень значительна как в формировании архитектурного облика крестьянской усадьбы, так и в создании архитектурного силуэта всей улицы. Ритмично повторяющиеся сплошные бревенчатые торцы кеносов придают застройке деревенской улицы монументальность и своеобразную суровость.

Кенос

Кеносы вобрали в себя многовековой строительный опыт удмуртских крестьян, их деловитость и сметку. Двухэтажные постройки позволяли обойтись одной крышей при двойной складской площади. При этом площадь использовалась очень эффективно. Кроме того, если селение располагалось в низменном месте, второй этаж кеноса давал возможность сохранять сельскохозяйственные припасы сухими во время паводков. В обычное же время двухэтажные кладовки обеспечивали наилучшее проветривание припасов и тканей. Повседневная и праздничная, передававшаяся из поколения в поколение, одежда развешивалась на втором этаже кеноса на специальной жерди – «сюры». Такие жерди навешивались и снаружи, вдоль галереи – на них одежду просушивали.

Второй этаж служил также и жилым помещением в летнее время. Гигиеническое значение использования летнего жилища очевидно – крестьяне надолго избавлялись от тяжелого воздуха в перенаселенных избах [2].

В зависимости от числа брачных пар клеть разделялась бревенчатыми или холщовыми перегородками. Вдоль одной или двух стен устраивались деревянные нары, закрывавшиеся пологами; вдоль других подвешивались жерди для одежды. В клети хранились различные предметы, связанные с женским трудом: ткацкий стан, прялки и т. д. Женщины были полновластными хозяйками в клети, мужчины не могли туда войти без их разрешения. Каждая считала своим долгом угостить гостя в своей клети или на своей половине [1].

Куала

Куала
Внутри куалы

Своеобразным строением была куа (куала), имевшаяся на каждом дворе и служившая местом отправления семейного культа и одновременно летней кухней; до XIV–XV вв. была местом постоянного жилья. Куа строилась квадратная в плане, с крышей на сомцах, один скат которой был длиннее другого и нависал над ним, защищая от дождя и не препятствуя выходу дыма. В куа вела низкая, открывавшаяся (как и у клети) внутрь дверь. В середине из камней складывался очаг, над которым на деревянном крюке висел котел. Вдоль стен стояли лавки, а в левом переднем углу и у двери – столы. В переднем углу сооружалась полка для семейной святыни – воршудной коробки и короба с посудой для жертвоприношений. Пола, потолка, окон в куа не было. У южных групп удмуртов встречались куа с пристроем для хранения продуктов [1].


Строительная обрядность

Строительная обрядность начиналась с гадания по выбору места для будущего дома. Удмурты для этой цели приглашали ворожцов (туно). Процесс гадания происходил следующим образом: знахарь наговаривал в шляпу, подбрасывал ее вверх и по ее падению усматривал, где и как поставить дом, чтобы хозяин в нем жил благополучно [14].

Гадания, подтверждающие удачно выбранное место для дома (оно выбиралось, несомненно, исходя из практических соображений) были призваны закрепить безусловное право на данный земельный участок, в определенной степени освятить эти права. Не случайно, что по мере продвижения на восток и ослабления земельной тесноты, гадания играли все меньшую роль в выборе места, тем проще был ритуал. «Экономический» характер гаданий подтверждается и тем, что у удмуртов в обряде участвовали и соседи, которые обильно угощались хозяином [15], что являлось своеобразным откупом предназначенного для нового дома участка [16].

Некоторые места считались несчастливыми для строительства дома. Например, на то место, где была раньше дорога, строения не ставили в целях предупреждения несчастья. В целом же, среди удмуртов, по сравнению с восточнославянскими народами, перечень мест, наделенных отрицательной символикой, был значительно уже.

Одним из центральных обрядов, совершавшихся при строительстве жилья, было жертвоприношение при его закладке. В этнографической литературе имеются упоминания о принесении удмуртами в жертву быка[17]. Обряд совершался во дворе. Часть крови жертвенного животного выливали в ямку, на дне которой расстилались еловые ветки, туда же выливалась часть бульона, сваренного из мяса животного. Удмуртами далеко не всегда жертва приносилась непосредственно перед закладкой дома. Считалось возможным предварительное обещание жертвы, сам обряд мог совершаться позднее.

Серией обрядовых действий, призванных, по мнению лиц, их совершавших, обеспечить нормальную жизнь обитателей нового дома, сопровождался и непосредственный процесс строительства. У многих народов при строительстве на месте сруба зафиксировано установление дерева. В финно-угорском мире особо почитаемым деревом была рябина, считавшаяся символом плодородия. Удмурты также при закладке нового дома в средние будущего сруба втыкали рябиновую палку, которая должна была охранять дом в период строительства от порчи его ведунами[16].

После основания дома в передний угол на третье бревно хозяин дома, перекрестившись, клал серебряную монету достоинством около 20 коп., завернутую в холстину. Положивши ее в угол и покрывши мхом, хозяин отрезал от цельного каравая небольшую горбушку и делил между всеми, участвовавшими в подъеме [18].

Статус матицы среди удмуртов был невысоким,—связано это с тем, что она «делила» свои функции с другим конструктивным элементом жилья — брусом, проходящим вдоль всей избы от передней стены до противоположной. Это подтверждается, например, включенностью этой балки в некоторых районах в обряд проводов рекрута: перед отправлением на службу новобранец отщипывал от нее щепочку, зашивал ее в ладанку, а затем постоянно держал при себе. В некоторых местностях рекруты вбивали в это бревно свое кольцо на небольшой ленточке [19].

Вновь построенное, но не заселенное жилье, по поверьям удмуртов, нуждается в защите от злых сил. Поэтому, когда новый дом готов, кто-нибудь из семейных должен в нем ночевать. Если этого не делать, там поселится злой дух — пери. Узнать о его присутствии в доме можно по треску бревен зимой; кроме того, Пери насылает дурные сны. Изгнанию нечистой силы, а также социализации жилья, то есть включению его в область человеческой культуры, служило и то, что во многих местностях хозяева до тех пор не переходили на жительство в новое строение, пока там не соберутся хотя бы один раз на посиделки[20].

В новый дом чаще переходили ночью. При этом было необходимо выполнить ряд обрядовых действий. До переезда на новое место женщины в старом доме обязательно замешивали в квашне тесто для табаней и, не давая вскиснуть, перевозили квашню с тестом в новый дом, где и пекли лепешки [21]. Кроме того, непосредственно после переезда производили жертвоприношение с хлебом во дворе.

После переезда хозяин с супругой спускались в подполье, неся с собой блины, кумышку и молодую елочку, хозяин ставил в угол, обламывал веточку и молился правой рукой Инмару, держа в левой веточку [22]. При этом давался обет принесения животной жертвы. При первой возможности там же приносили в жертву черного барана. Для этой цели, по поверьям удмуртов, не годилось купленое животное, поэтому жертву приносили обычно осенью, когда вырастал свой скот. Для совершения обряда расстилали еловые веточки и покрывали их скатертью. В вырытую здесь же в подполье ямку крошили хлеб, выливали несколько капель крови жертвенного животного. Из правой части животного (головы, ребра, ног, легких, печени) готовили суп, который варили в куа, часть его также выливали в приготовленную ямку [23].

После того, как в новой избе сбивали печь, справляли новоселье (корка сюан, корка пырон). Гости, как правило, несли в подарок свою стряпню. Данный обряд не включал в себя в качестве «действующих» какие-либо элементы жилища, отмечено лишь вбивание в матицу монет с благопожеланиями семье. По-видимому, празднование новоселья является сравнительно поздним элементом культуры удмуртов, скорее всего заимствованным.

В отличие от славянского населения, у которого внутри дома главным оберегом была печь [24], у удмуртов,в этой роли выступали очаг в куа, зола и висящая над очагом цепь [25]. Об этом свидетельствуют обряды перенесения и похищения золы из очага; с ним связаны различные обряды и поверья: например, камни от очага не могли быть переданы кому-либо.

У удмуртов печь была недоступна для нечистой силы,— для этого к ночи во вновь сбитую печь запускали петуха и выпускали на следующий день [18]; чтобы в доме не было сыро, новую печь как можно скорее старались окрасить в белый цвет известкой; после ссоры с кем-либо, прежде чем говорить с домашними, нужно было притронуться пальцем к печке [19] и т. д. Печь стала обладать и функциями оберега: отправляясь в дорогу, брали с собой кусочек глины от печи. Вместе с тем печь «переняла» и некоторые сакральные свойства, присущие очагу в куа. К их числу можно отнести, например, трехкратное обнесение вокруг печной трубы шапки новобранца во время его проводов [26].

Особые функции в народных поверьях выполняли дверь и порог. Они олицетворяли границу между освоенным и неосвоенным пространством, между своим и чужим,— чужое и нечистое располагалось за порогом. Исходя из этого, не рекомендовалось сидеть на пороге, мести в его сторону сор молодушке и т. д. Особую роль выполнял порог в похоронном обряде: например, после смерти семья умершего приносила жертву, которая заключалась в том, что под порог крошился, хлеб, поливаемый кумышкой [19]. Порог присутствовал и в свадебном обряде: невеста, по обычаю, с плачем попрощавшись со всеми домашними, вещами, перед выходом должна была немного посидеть на лавке, на пороге, на крыльце [27], а во время вхождения в первый раз в избу жениха под ноги ей у порога клали еловые ветки.

Что касается избы, то она не имела «постоянно действующих» охранительных символов. Лишь в определенные периоды года, считавшиеся временем наибольшей активности нечистой силы, принимались строгие меры для ограждения от них жилья. Особые меры предосторожности предпринимались в ночь на страстной четверг: считалось, что в эту ночь выходят из могил мертвецы. В окна и двери втыкали можжевеловые ветки, вересковым дымом окуривали избу, людей и скот, колотили по стенам палками, отгоняя злых духов. Этой же цели служило очерчивание подворья острым предметом, обычно косой, которая затем втыкалась в воротный столб. Алнашские удмурты в ночь на великий четверг вокруг двора раскладывали липовые ветки. Своеобразно трактовался четверговый обряд у малмыжских удмуртов. Они считали, что в эту ночь выходят из могил души марийцев, убитых некогда в сражении с удмуртами, с целью отомстить им [28].

Однако несмотря на различные приемы, призванные оберегать жилье от злых духов, они все же были способны проникать в него. Поэтому ежегодно весной совершался обряд изгнания шайтана из избы, других строений и двора. Для этого молодые люди вооружались цепами, бичами, липовыми палками и пуками зажжёной лучины, с пронзительным криком ударяли по всем углам избы и двора, после чего выбегали на улицу, захлопнув за собой ворота и плюнув на выгнанного шайтана[27]. Аналогичный обряд совершался и во время болезни кого-либо из членов семьи: тогда по стенам колотили свежеструганой палкой рябины [22].

Считалось, что частые перебранки между членами семьи приводят к тому, что дом покидает его дух — хранитель; нельзя было после захода солнца шуметь, баловаться, играть в доме, иначе могли зайти черти и т. д. [16].

Литература

  1. 1,00 1,01 1,02 1,03 1,04 1,05 1,06 1,07 1,08 1,09 1,10 Шкляев Г. К. Традиционные поселения и жилища / Г. К. Шкляев // Удмурты : ист.-этногр. очерки. - Ижевск, 1993. - С. 104–117.
  2. 2,0 2,1 2,2 2,3 2,4 Шумилов Е. Ф. Архитектура удмуртской крестьянской усадьбы / Е. Ф. Шумилов // Искусство Удмуртии : сб. ст. - Ижевск, 1975. - С. 215–232.
  3. Владыкин В. Е. Экологические, хозяйственно-культурные, социально-исторические параметры функционирования удмуртского этноса / В. Е. Владыкин // Религиозно-мифологическая картина мира удмуртов / В. Е. Владыкин. - Ижевск, 1994. - С. 37.
  4. Харузин Н. Н. Вотяки / Н. Н. Харузин. - М., 1989. - С. 23.
  5. Маркелов М. Г. Историко-этнографический очерк удмуртов / М. Г. Маркелов // Удмурты. - Ижевск ; М., 1931. - С. 17-64.
  6. Бехтерев В. М. Вотяки: их история и современное состояние / В. М. Бехтерев // Вестник Европы.- 1880. - № 8. - С. 634.
  7. Владыкин В. Е. Поселения и жилище / В. Е. Владыкин, Христолюбова Л. С. // Этнография удмуртов : учеб. пособие / В. Е. Владыкин, Л. С. Христолюбова. – 2-е изд., перераб. и доп. – Ижевск, 1997. - С. 61-71.
  8. 8,0 8,1 8,2 Владыкин В. Е. Поселения и жилище / В. Е. Владыкин, Л. С. Христолюбова // Этнография удмуртов : учеб. пособие / В. Е. Владыкин, Л. С. Христолюбова. – 2-е изд., перераб. и доп. – Ижевск, 1997. - С. 61-71.
  9. Смирнов И. Н. Вотяки : ист.-этногр. очерк / И. Н. Смирнов. - Казань, 1890. - С. 23.
  10. Максимов В. А. Жилище / В. А. Максимов // Вотяки : крат. ист.-геогр. очерк. - Ижевск, 1925. - С. 38.
  11. 11,0 11,1 11,2 11,3 Виноградов С. Бытовые предметы и их символические значения для удмуртов // Кладезь удмуртской философии и магии / Семен Виноградов. - Ижевск, 2010. - С. 37-62.
  12. 12,0 12,1 12,2 12,3 Волкова Л. А. Мифология крестьянского подворья / Л. А. Волкова // Земледельческая культура удмуртов (вторая половина XIX - начало XX века) / Л. А. Волкова. - Ижевск, 2003. - С. 294-307.
  13. Пинт А. И. К истории удмуртского жилища / А. И. Пинт // На удмуртские темы : сб. ст. - М., 1931. - С. 97.
  14. Шубин С. Сведения о вотяках Вятской губернии // Архив РГО. - Разряд Х. - Оп. 1.- Д. 48.
  15. Катаев И. М. Вотяки. - М., 1901. - С. 11.
  16. 16,0 16,1 16,2 Шкляев Г. К. Обряды и поверья удмуртов, связанные с жилищем / Г. К. Шкляев // Фольклор и этнография удмуртов : обряды, обычаи, поверья. - Ижевск, 1989. - С. 28-44.
  17. Васильев И. Обзор языческих обычаев, суеверий и религии вотяков Вятской и Казанской губерний. - Хельсингфорс, 1902.
  18. 18,0 18,1 Верещагин Г. Е. Вотяки Сосновского края / Г. Е. Верещагин // Собрание сочинений / Г. Е. Верещагин. - Ижевск, 1995. - Т. 1. - С. 8.
  19. 19,0 19,1 19,2 Богаевский Я. М. Очерк быта сарапульских вотяков / Я. М. Богаевский // Сборник материалов по этнографии, изданных при Дашковском этнографическом музее. - М., 1888. - Вып. 3. - С. 49.
  20. Гаврилов Б. Поверья, обряды и обычаи вотяков Мамадышского уезда Урясь-Учинского прихода / Б. Гаврилов // Труды 4-го археологического съезда в России. - Казань, 1891. — С. 138.
  21. Байбурин А. К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. — С. 115.
  22. 22,0 22,1 Налимов В. П. Этнографические материалы о вотяках. Отчет этнографической экспедиции 1925 г. // Рукописный фонд Удмурт. ИИЯЛ УрО АН СССР. — Oп. 1H, № 187. — С. 158.
  23. Гаврилов Б. Указ. соч. — С. 138 ; Васильев И. Обзор языческих обрядов, суеверий, религии вотяков Вятской и Казанской губерний; Хомяков М. М. О краниологическом типе Чепецких вотяков. - Казань, 1910. - С. 41.
  24. Рыбаков Б. А. Язычество древней Руси / Б. А. Рыбаков. — М., 1987. — С. 496.
  25. Богаевский П. Мултанское моление вотяков в свете этнографических данных / П. Богаевский. - М., 1896. - С. 34.
  26. Христолюбова Л. С. Корка пырон (Новоселье) / Л. С. Христолюбова // Молот. - 1988. - № 9. - C. 53.
  27. 27,0 27,1 Бехтерев В. В. Вотяки. Их история и современное состояние / В. В. Бехтерев // Вестник Европы. - 1880. — № 9. — С. 146.
  28. Зеленин Д. К. Очерки русской мифологии / Д. К. Зеленин. - Петроград, 1916. - С. 42.