Распространение христианства

Материал из Воршуда
Перейти к навигацииПерейти к поиску

Замкнутость религиозной системы никогда не была абсолютной. В процессе функционирования она вступила в контакт с духовной культурой других этносов Урало-Поволжского региона. Тем не менее это не вызвало существенной трансформации религиозных представлений удмуртов, так как контактирующие стороны находились примерно на одинаковом стадиально-типологическом уровне развития.

Существенные изменения произошли в традиционном религиозном комплексе удмуртов при его соприкосновении с мировыми религиями — исламом и христианством — в зоне их активного противоборства. Прежде других мусульманское влияние испытали южные удмурты, наиболее тесно контактировавшие с тюркским миром и входившие в состав Волжской Булгарии (где в X веке ислам утвердился в качестве государственной религии), а позднее — Казанского ханства. Видимо, от поволжских татар удмуртами были заимствованы такие религиозные образы, как албасты, акташ, акшан, пери, шайтан и другие. Раннефеодальные государства Волжская Булгария, Золотая Орда, Казанское ханство и соответствующая им система сакрализации верховной власти содействовали началу оформления идеи единобожия удмуртов. Но этот процесс оказался весьма длительным и не получил своего полного завершения и в более позднее время.

Существенно большим было воздействие на религию удмуртов со стороны христианства после присоединения удмуртов к Русскому государству, а фактически и несколько раньше — с начала проникновения «православного язычества» вместе с первыми русскими крестьянами-переселенцами в XII—XIII века[1].

Первый зафиксированный письменными источниками факт крещения в христианскую веру относится к 1557 г., когда 17 удмуртских семей Сырьянского стана Слободского уезда обратились к Ивану Грозному с изъявлением желания перейти в православие. Влияние на них шло, вероятно, не со стороны образованной в 1555 г. Казанской епархии, а со стороны Коми края, ставшего еще в XIV в. полем деятельности миссионера-просветителя Стефана Пермского, создавшего пермскую азбуку и сделавшего очень многое для распространения христианства и просвещения своего народа (Стефан по линии матери был коми). Указом Ивана IV новокрещены получили на 3 года освобождение от всех податей и повинностей. Несмотря на это, пример сырьянских удмуртов не оказался заразительным.

Как и многие другие сферы жизни, христианизация нерусских народов получила мощный толчок в эпоху Петра I. Правительство в 1720,1721 и 1722 гг. издало указы об освобождении принявших христианство от податей и повинностей, от обязательной рекрутской службы на три года. На практике эти льготы дополнялись освобождением пожелавших креститься от уголовной ответственности за преступления, даже самые тягчайшие, вплоть до убийства. Однако и эти очень ощутимые льготы давали малозаметные результаты до тех пор, пока в сентябре 1740 г. не последовал указ о переложении податей и повинностей, от которых освобождались новокрещены, на оставшихся "в языческом суеверии". Размеры подушной подати некрещеных удмуртов вскоре возросли в 3 раза, и метод кнута оказался гораздо более действенным средством привития христианской веры.

Первой церковью, устроенной для новокрещен-удмуртов, была Еловская, освященная 14 июня 1741 г. Между 1741-1745 гг. были основаны еще три прихода: Дебесский, Уканский, Пургинский. К 60-м гг. XVIII в. в удмуртских селениях было открыто 25 приходов, часть новокрещен была приписана к уже существовавшим старорусским церквам.

Священникам новокрещенских приходов вменялось в обязанность "неленостно" обучать свою паству молитвам, "должностям и обычаям христианским". Однако многие священники не умели донести до новокрещен основы христианского вероучения и отказывались произносить проповеди. Духовенство, как правило, ограничивалось слежкой за тем, не склоняется ли паства к исполнению языческих обрядов. Нередко в вину новокрещеным вменялось не только несоблюдение постов, нехождение на богослужение и исповедь, неумение креститься, но даже ношение удмуртской одежды. За совершение языческих молений, которые были нередкими, следовали биение плетьми нещадно ("стегали в четыре плети") и прочие не менее жестокие меры физического воздействия, не говоря об эпитимье, ссылке в монастырь для обучения молитвам, которые тоже использовались для наказания и исправления злостных язычников.

И хотя к концу XVIII в. (1795 г.) все удмурты Елабужского и Сарапульского уездов, 92 % удмуртов Малмыжского и 99 % Глазовского уездов были отнесены в число новокрещен, влияние христианства в XVIII - первой половине XIX в. не было ни достаточно глубоким, ни прочным. Новокрещеные сплошь и рядом демонстрировали склонность к языческим обрядам и поверьям, неоднократно выражали эту мечту в своих обращениях с депутациями к императрицам Елизавете и Екатерине II, к самозванцу Петру III - Е. И. Пугачеву. Особенно ярко неприятие результатов насильственного крещения они проявили во время восстания под предводительством Е. И. Пугачева. Возмущение поведением духовенства удмурты выразили в самой крайней форме: 19 членов причта церквей сел Алнашей, Завьялова, Водзимоньи, Пуже-Учи и Боткинского завода были преданы смерти.

В конце XVIII - первой половине XIX в. центр тяжести в деятельности церкви и правительственных органов был перенесен с христианизации на борьбу с остатками язычества. Указ о веротерпимости от 17 июня 1773 г. касался всех вероисповеданий, кроме иудаизма и язычества. К проблемам борьбы с последним в первой половине XIX в. неоднократно обращались высшие эшелоны власти: Государственный Совет, Сенат, Кабинет министров, Министерство внутренних дел и лично император Николай I. Постепенно вырабатывалась более взвешенная политика компромиссов и толерантности. Так, в 1802 г. был снят запрет на изготовление ритуального напитка - кумышки, введенный в 1751 г., а с 19 мая 1837 г. все дела, касавшиеся язычества, изымались из ведения местных светских органов власти и передавались на рассмотрение министра внутренних дел. В 1838 г. Синод секретно распорядился "не преследовать за невежество", т. е. за совершение языческих обрядов.[2]

Особую известность в XIX веке получила так называемая система Ильминского, согласно которой большое внимание уделялось распространению христианского учения на родном языке. С этой целью в Поволжье открывались миссионерские школы, учительские семинарии для инородцев, переводились и издавались церковные тексты. Однако догматы христианского вероучения не были поняты (и не только из-за языкового барьера) и не были приняты удмуртами во многом из-за насильственных, жестоких методов христианизации, что приводило порой к массовому бегству удмуртов, в частности на свободные башкирские земли. Многие христиане-удмурты, по существу, оставались верны своей старой религии. Произошло как бы разделение сфер функционирования религии: в официальной сфере господствовало православие, в семейно-общинной сохранилась своя «домашняя» религия. Постепенно начался процесс их взаимопроникновения, в результате чего стали складываться специфические образы религиозного синкретизма: Николай Чудотворец слился с удмуртским Нюлэсмуртом, очень популярный в Поволжье Илья-пророк с Гудыри-мумы, Кылчин стал ангелом-хранителем; триада удмуртских божеств Инмар—Кылдысин—Куазь стала трактоваться как тройственная сущность христианского Бога; религиозные обряды, начинаясь в церкви, иногда завершались по языческим предписаниям; на языческие моления порой приглашали православных священников; в удмуртском святилище куа появились христианские иконы — их стали называть мудором; вместо дэмдора — родового знака — стали носить христианский крест и т. д.[1]

Литература[править]

  1. 1,0 1,1 Владыкин В. Е. Самобытная религия удмуртов / В. Е. Владыкин // Удмурт оскон = Удмуртская вера : древние молитвы-заклинания, статьи. - Ижевск, 2010. - С. 27-28.
  2. Гришкина М. В. Язычество и христианство / М. В. Гришкина // История Удмуртии : конец XV – начало XX века. - Ижевск, 2004. - С. 210.